Василий Потто - Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях
Для переговоров был употреблен переводчик, некто Алиханов, имевший в Чечне большие родственные связи и сильных кунаков.
Страшную и бедственную картину увидел он в Герменчуге, когда его ввели в ту саклю, где содержался злополучный пленник… Перед ним был не человек, а скелет. Тяжелые оковы висели на руках и на ногах его, на шею надето было толстое железное кольцо с огромным висячим замком, и от этого кольца тяжелая цепь продета была сквозь стену сакли и укреплена снаружи к толстому и прочному столбу. Постелью Дельпоццо служил изорванный лоскут овчины, брошенный на голом полу, а одежды на нем не было почти никакой. Старик, как рассказывал после Али-ханов, то плакал, как ребенок, то, ободрившись, шутил над оковами и говорил о превратности судеб человеческих. Горцы потребовали сначала от Алиханова целую арбу серебра, потом сбавили это требование до нескольких мешков и наконец порешили дело на четырех тысячах двухстах рублях мелкой серебряной монетой. С этим известием переводчик явился на линию. У нас согласны были дать требуемую сумму, но тут встретилось новое затруднение – боялись, чтобы чеченцы не задержали у себя человека, посланного с деньгами, и не произвели бы нового вероломства; дать же от себя заложников чеченцы отказались. Тогда главнокомандующий в Грузии, генерал-лейтенант князь Цицианов, принял в судьбе Дельпоццо живое участие, потребовал содействия в этом деле шамхала Тарковского, а после разгрома джаро-белоканских лезгин поставил и им в условие выручить Дельпоццо, обещая за это возвратить от шестидесяти до ста пленных; в противном случае он угрожал весь их полон продать в отдаленные земли и на вырученные деньги выкупить Дельпоццо. Испуганные джарцы действительно хлопотали энергичнее всех. А между тем князь Цицианов приказал генералу Шепелеву, заведовавшему тогда Кавказской линией, наказать аксаевские деревни, через которые хищники проезжали с пленным, и отбарантовать весь чеченский скот, ходивший в долине между Тереком и Сунжей. Две роты, расположенные в Щедринской станице, пятьдесят гребенских казаков и два орудия ночью двинулись за Терек. Казаки быстро отогнали стада и, под прикрытием пехоты, переправили на русскую сторону, прежде чем чеченцы из ближних аулов успели прискакать на тревогу. Все дело кончилось небольшой перестрелкой. Баранта немедленно была распродана за десять тысяч рублей, и из этой-то суммы отчислено было восемь тысяч четыреста рублей, то есть вдвое против условленной суммы, за выкуп; Алиханов опять отправился в Герменчуг, вручил горцам деньги, и Дельпоццо был отпущен, пробыв в плену больше года.
По возвращении из плена Дельпоццо был снова принят на службу генерал-майором и назначен приставом кабардинского народа.
Со времен Потемкина и до самого назначения Дельпоццо на эту должность система, которой держались начальники Кавказской линии в управлении горцами, заключалась в том, чтобы посредством подарков и денег привлекать на свою сторону влиятельных лиц и этим подрывать авторитет их между соотечественниками, вообще косо смотревшими на всякое сближение с русскими. Раздувая всякую сословную и племенную вражду, начальники линии старались вооружить князей друг против друга и против уорков и затем, поддерживая уорков против князей, возбуждали бесконечный ряд внутренних волнений. Враждующие стороны, конечно, обращались каждая за помощью к русским, а политические расчеты определяли, кому следует оказать ее. Цицианов являлся совершенным противником этой системы, находя, что она приносит более вреда, чем пользы, так как, поддерживая вражду, она сама же и обращала кабардинцев в поголовных хищников. Цицианов решил радикально изменить обращение с горцами и, сдерживая их железной рукой, постепенно вносил в их жизнь зачатки цивилизации и просвещения. Это и было поставлено в обязанность кабардинскому приставу – лицу более или менее самостоятельному, в действия и распоряжения которого никто из посторонних начальников не имел права вмешиваться. Со своей стороны, и Дельпоццо горячо принялся за новое дело. Стараясь кротостью и снисходительностью привлечь к себе сердца кабардинцев и пользуясь каждым случаем сближать их с европейскими обычаями и понятиями, он заходил в этом направлении иногда гораздо дальше, чем бы это следовало. Так, например, в то время как в Большой Кабарде, около Константиногорской крепости, у подошвы одной из гор Бештау, шотландцы Бронтов и Патерсон основали колонию из горных выходцев и невольников с целью проповедовать диким горцам свет христианского учения, Дельпоццо, напротив, покровительствовал их вере, строил мечети и самую торговлю поощрял, нередко даже в ущерб отечественным выгодам. Родовые суды, составлявшие предмет постоянных неудовольствий кабардинцев, были уничтожены, и власть их вручена почетным ахунам и кадиям. Земли, на которых стояли русские укрепления, были разграничены, и гарнизоны, получив определенное число десятин, обязывались под строгой ответственностью наблюдать, чтобы скот их не заходил на смежные дачи кабардинцев. Торговля развивалась, потому что каждый кабардинец свободно являлся на линию для сбыта своих произведений, а в Константиногорске и в Георгиевске с этой целью построены были мечети и при них богатые караван-сараи. Но главнейшим образом Дельпоццо обратил внимание на воспитание молодого поколения – в двух наиболее важных пунктах, Георгиевске и Екатеринограде, устроил школы, в которые поступали дети кабардинских владельцев и князей; по окончании здесь курса их предполагалось отправлять в кадетские корпуса и выпускать офицерами в армию.
К сожалению, все эти меры не привели, однако, к желаемым результатам, не сделали хищных кабардинцев лучше того, чем они были, и даже напротив, многое пошло в ущерб интересам России.
С уничтожением родовых судов начались подкупы и беспорядки, а духовенство старалось наклонить каждое дело к выгодам единоверной Турции. Разграничение земель вызвало общее неудовольствие на линии и послужило источником вечных пререканий и споров, оканчивавшихся нередко кровавыми столкновениями. Свободная торговля с кабардинцами вносила в русские пределы не одни товары, а и чуму, которая опустошала целые селения. Мечети и караван-сараи, стоившие казне громадных издержек, стояли пустыми, а в школах хотя и появлялись дети, но отправление их в Петербург ограничивалось единичными исключительными случаями. Широко пользуясь своими привилегиями, особенно по отношению к торговле, кабардинцы не упускали в то же время легчайших способов к наживе и по-прежнему грабили линию, отгоняли скот и забирали пленных, которых и продавали в отдаленные горы. Именно к этому времени относятся их наиболее кровавые восстания, усмиренные оружием генерала Глазенапа. Об учреждении гвардейского эскадрона, о котором мечтал Цицианов, нечего было и думать, потому что ни один кабардинец не хотел расставаться с родиной. Позже, уже при Гудовиче, Дельпоццо сделал попытку собрать кабардинскую милицию для участия в походе против чеченцев, но кабардинцы дошли только до Сунжи и здесь обнаружили такие претензии, что сочли за лучшее распустить их по домам. Гудович, по-видимому, предпочитал систему Потемкина системе Цицианова. По крайней мере он писал Дельпоццо по поводу Чеченского похода: «Крайне сожалею, что кабардинцев не пришлось употребить в настоящее дело с чеченцами, ибо вся цель моя была та, чтобы поссорить эти два народа между собой, поселить между ними вражду и этим самым со временем их ослабить».
