Валентин Берестов - Избранные произведения. Т. I. Стихи, повести, рассказы, воспоминания

Пески преобразились в пляж.
Река блестит. Леса густые
В ней отражаются. Мираж!
Ты — память иль мечта пустыни?

Как ночные виденья, пугая
Нас во время размолвок и ссор,
Выплывает русалкой Другая
И крадется Другой, словно вор.
Вместе с ними Обида и Злоба,
И печали всех прожитых лет.
А потом зажигается свет —
И куда-то скрываются оба.

То обнимая, то браня,
Ты стать другим зовешь меня.
Все чаще на твоих устах:
«Другой бы то. Другой бы так.
Другой. Другим. Другого».
А нет другого слова?

Другому ты привет передала,
Другое имя крикнула смущенно.
И словно вспыхнул свет из-за стекла
Готового отправиться вагона.
Негаданно-нежданно встречен мной
И не ко мне стремился в час прощальный
Полузабытый, но такой родной
Горячий взгляд любви первоначальной.

Бессонница. Тоска. Ревнивый бред.
Кто говорит: любви на свете нет?
Каков же должен быть источник света,
Когда такою тенью мир одет?

Когда порою целый мир
Дарит нам радость и веселье,
В чужом дому нам — сладкий пир
И только в собственном — похмелье.
Ну что ж, нам слишком повезло.
И для порядка должен кто-то
Напомнить (странная забота!),
Что в мире существует зло.

Видно, от доски и до доски
Я перелистал словарь тоски,
Знал я все слова наперечет,
А теперь додумался до сути:
Скорбь и впрямь скребет,
Печаль печет,
Грусть грызет,
Беда наотмашь бьет,
Мука мутит, и кручина крутит.

С любовью тебя вспоминаю,
И дух мой исполнен тоской.
Но вот я тебя проклинаю,
И сразу приходит покой.

Разлюбила и сама же не заметила,
С виду тихая и милая жена.
Просто там не проводила, здесь не встретила,
Тем обижена, другим раздражена.
Обвиненья превратятся в оправдания,
И в семье себя почувствуешь как гость,
И покажется, что с первого свидания
Незаметно разлученье началось.

И значит, мысли, строчки,
Беседы, смех друзей
Шли не к тебе, а к дочке,
Молчавшей в уголочке
Над куклою своей.

В незнакомые города,
В горы, степи, тайгу и в море
Удаляешься иногда
С горя.

С горем я сжился вскоре:
Работал, пускался в путь.
Доброе утро, горе!
Я с тобою не спорю.
Ты мне даешь уснуть.

Рассвет. Сокольники. Поляна.
Нам вместе ровно сорок пять.
Когда уходишь, как-то странно
Такие вещи вспоминать.
На наши первые объятья
Глядит последняя звезда.
Пусть запоздалые проклятья
Их не коснутся никогда!

Что шепчет зеркалу она?
Речь потому и не слышна,
Что страх и скромность, даже стыд
Забыты! Зеркало простит.
Из глубины зеркал наружу
Не выходил тот разговор.
Его ни матери, ни мужу
Не доверяли до сих пор.
Теперь его признала пресса,
Его эстрада приняла.
И разболтала поэтесса,
О чем молчали зеркала.

«Как предан он! Как верен он!» —
Твердят о нем со всех сторон.
С восторгом. С удивленьем.
С усмешкой. С подозреньем.

«Приветлив. Мил. Не скуп на ласку».
«Да, он носить умеет маску!»
«Доверчив. Добр. Душою чист».
«Вот притворяется! Артист!»

Сынок поумнел и ворчит на отца:
— Ты глупости, папа, несешь без конца!
Соседи твердят, что отец — либерал,
Ни разу ремнем он сыночка не драл,

А если бы сына лупил он ремнем,
Получше бы тот отзывался о нем?!

Вот уж кто не певец никакой
И не тем, так сказать, интересен.
Дребезжащий, неверный, глухой,
Этот голос совсем не для песен.
Но пою. Понимаешь, пою,
(У тебя мои песни в почете),
Чтобы голову видеть твою
В горделивом ее повороте,
Чтоб в глаза поглядеться твои,
Чтоб они и сейчас заблистали,
Чтобы пусть не о нашей любви —
О любви твои губы шептали.

Вещь — это весть. С веками вещи
Приобретают голос вещий.

Телец Дракона забодал.
Грозит астрологам скандал.
Расположенье звезд угрозу
Несет любому их прогнозу.

Когда в вечернем небе звезд не счесть,
Что говорить! — величье в этом есть.
Но ведь оно и в том заключено,
Что все они сосчитаны давно,
Что в обозримом небе нет миров
Без имени, без цифр и номеров.

Незаметные бациллы
Нас доводят до могилы,
И ничтожнейший микроб
Отправляет прямо в гроб.
А скелет с косою длинной —
Образ грозный, но невинный.

Под забором у края степей
Сладко спал одинокий репей,
Спал и видел прекрасные сны,
Как он вцепится в чьи-то штаны,
В волчий хвост или в заячью грудь
И в далекий отправится путь.

Быть взрослым очень просто:
Ругайся, пей, кури,
А кто поменьше ростом,
Тех за уши дери!

Сегодня первое знакомство,
А завтра — дальнее потомство.
И эти мухи дрозофилы
Науке отдали все силы.

Геометр отправился в Египет
Посмотреть на параллелепипед.
И представьте вы его обиду,
Когда он увидел пирамиду.

Если сон сбывается,
Он не забывается.

Медведь ярославский кудлатый
Шагает, как знамя, подняв
Секиру, которой когда-то
Убил его князь Ярослав.

«Дана Козявке по заявке справка
В том, что она действительно Козявка
И за Козла не может отвечать».
Число и месяц. Подпись и печать.

Рост населения глобальный —
Факт, разумеется, печальный:
Планета не прокормит нас.
Но ведь и тех, кто гениальны,
На свете больше в сотни раз.
Когда их станет миллион,
Ужель не будет мир спасен?

Один укол стального жальца —
Анализ крови сделан мне.
Он, правда, высосан из пальца,
Но убедителен вполне.

Кто поезда на полустанке ждет,
Глядит назад, мечтой летя вперед.
Все, все до одного туда глядят,
Хоть никому не хочется назад.

«Собачья жизнь!» — сказала кошка.
И легче стало ей немножко.

Все на свете интерьеры
Начинаются с пещеры.

Нам веру подарили греки,
Варяги — княжескую власть.
— И эта вера не навеки!
— И эта власть перевелась!
Что сделал грек, а что — варяг,
Пришлось доспорить в лагерях.

Как изучают жизнь акул,
Привычки, нравы и повадки?
А вот как: крикнут караул
И удирают без оглядки.

Древним истинам не верьте:
Мир красивый, да не тот.
Называли небо твердью, —
Тверже камня небосвод.
Твердь наукою разбита, —
Пустота над высотой.
Лишь летят метеориты,
Как обломки тверди той.

Одет прилично. Гладко выбрит.
Кто знал, что он бумажник стибрит?

Действительность — не бред собачий.
Она сложнее и богаче.

Не все, что пишем и читаем,
Литературой мы считаем.

— Я — не канава, я — поток!
— Уж больно ты прямой, браток.
Поток свернет налево, вправо,
Крив да правдив. А ты — канава!

Сто лет погоду наблюдали.
Такой, как нынче, не видали.

Однажды микроорганизм
Решил построить коммунизм.
Его построил наш микроб.
Не веришь? Глянь-ка в микроскоп.

Почтительно мы посещаем дворцы,
Которые с яростью брали отцы.

Блещут перья на павлине —
Заглядение одно.
А прекрасной половине
Красоваться не дано.
Все — ему, а что же — ей?
Все не так, как у людей!

Один патологоанатом
Уж до того ругался матом,
Что, не стерпев, покойник ожил
И надавал ему по роже.

Что делать, чтоб младенец розовый
Не стал дубиной стоеросовой?

Все дорожают бомбы и ракеты.
Выходит так, что жителя планеты
Сегодняшним оружием убить
Дороже, чем одеть, обуть и накормить.

Кто мыслит не от сих до сих,
Тот — псих!

Чего не знал великий Пушкин?
Не знал он ни одной частушки,
Не видел ни одной матрешки
В их лакированной одежке.
Березу символом Руси
Не звал он. Боже упаси!
Она не шла для этой роли,
Поскольку ей тогда пороли.

В любви основа всех основ —
Осуществленье наших снов,
И самых поэтичных,
И самых неприличных.

Ведьма, сев на помело,
Превратилась в НЛО.
Снова леший козни строит,
Но теперь он — гуманоид.
Пересел в тарелку джинн, —
Устарел его кувшин.
Все живут в другой галактике
И летают к нам для практики.

«Земля имеет форму шара», —
Однажды заключил мудрец,
За что его постигла кара,
И страшен был его конец.
Мир оказался не готов
Жить без поддержки трех китов.

В запасе вечность у природы,
А у людей — лишь дни и годы,
Чтобы взглянуть на вечный путь
И разобраться, в чем тут суть.

Пусть будущие поколенья
Не скажут с болью сожаленья:
«Жил-был смешной пушной зверек,
Но мир его не уберег».

Таракан боится света,
Но его спасает это.

Когда и впрямь наступит Страшный суд,
Тогда ни принадлежность к поколенью,
Ни к нации какой, ни к учрежденью,
Ни членство в партии, ни должность,
                                             к сожаленью,
Нас не погубят, но и не спасут.
Там каждому из нас по одному
За все ответить надо самому.

Соразмеряйте цель и средства,
Чтоб не дойти до людоедства.

Что такое «лирика постельная»?
Ну, конечно, песня колыбельная,
Что такое «бабник»? Знать пора б!
Тот малыш, кто лепит снежных баб.

Национальные идеи
Воспламеняют тьму людей.
«Мы — ангелы, а вы — злодеи!» —
Суть этих пламенных идей.

Он — ответчик, истица — я.
Рассуди нас, юстиция!