Александр Трофимов - Сын башмачника. Андерсен
— Луна — это ночное солнце! — довольным голосом сказал отец.
— Луна — ночное солнце, ночное солнце, — закричал Андерсен, и ему так понравилась своей красотой эта мысль, что он помчался по тропинке, будто за ним нёсся пчелиный рой.
— Ay! — кричал вслед отец, а потом и сам так рванулся за ним, что ромашки и васильки только и успевали отбегать от тропинки, рискуя погибнуть под его башмаками.
Он догнал сына и подбросил. Мальчик взлетел так высоко, что у него перехватило дыхание, он протянул руку к недоступному солнцу.
— Я хотел солнце достать, — сознался сын.
— Доставай! — закричал отец всему лесу и снова подбросил его.
Но на этот раз солнце было ещё дальше.
— Ну, достал солнце? — спросил отец, ставя Ганса на влажную от росы траву.
— Потом достану.
— Сегодня некогда? — улыбался отец.
— Некогда! Нужно ведь с каждым цветком поздороваться, в любое дупло заглянуть.
— Заглядывай!
Отец опять поднял хрупкое тельце сына. Тот заглянул в большое дупло. Ему показалось, что это не дупло, а вход в подземелье. Если бы отец отпустил его, он мог обрушиться в преисподнюю! Неужели такого доброго отца мог ждать ад? — вспомнил он слова матери и ещё крепче прижался к отцу.
— Там ведьмы случайно нет? — услышал он голос отца.
— Боюсь, — закричал мальчик, — опусти меня на землю.
— Не бойся, чудак, — улыбка сошла с лица отца.
— А если там и вправду ведьма?
— Мне бы её показали.
— Я боюсь ведьм.
— Я давно замечаю, что ты не можешь оставаться один в темноте. Не бойся темноты.
— Там же ведьмы водятся.
— Нет там никаких ведьм!
— Так все говорят: и мать, и соседки, и мальчишки.
— Живи своим умом. Лучше бедный ум, да свой.
— Жалко, что мамы нет с нами, — вздохнул сын.
— Очень жалко.
— Я так люблю платье, которое она надевает весной, когда идёт вместе с нами.
— Жаль только, что это бывает слишком редко.
— У неё много дел дома. Она любит чистоту. Я тоже люблю чистоту и порядок. Я люблю, когда тело чистое, а голова промыта. Почему многие мальчишки редко моются?
— Не любят, — ответил отец. — Но тело своё нужно содержать в чистоте.
— Я знаю. Если бы сейчас с нами была мамочка! Эти цветы на её платье — как живые. Я один раз даже видел, как на цветок на её платье села пчела, чтобы мёд собрать.
— Сочинитель ты мой! — обнял его отец.
Ребёнок пугливо отстранился:
— Только в дупло меня больше не суй. Я точно знаю, что там ведьма. Когда хмель чистили, рассказывали сказку, что в дупле подземелье, а там собаки на сундуках с деньгами! Вот! — Он даже при свете дня представил темноту подземелья и испугался.
— Они хмельные были, потому и сказки рассказывали.
— Нет, они задумчивые были, — не согласился сын.
— Ну, если хочешь, я в дупло слазаю, денег наберу. — Отец сделал вид, что направляется к дуплистому дереву.
— Нет, — испугался сын, — не отпущу! Не нужно мне денег. Мне ты живой нужен.
Птичий оркестр заглушил его тоненький голос. Его душа переполнена была запахами земли, и даже голос был фиалковый, тоненький... К голосам птиц присоединились неразличимые для уха, но так хорошо слышимые сердцем мелодии деревьев. Ведь каждое дерево имеет свою мелодию от рождения. И когда хорошо ему, оно неслышимо поёт о своей жизни, о тайнах леса, о том, чего люди не знают про самих себя.
Ганс Христиан увидел огромное дерево и вспомнил, что старухи много рассказывали о великанах, которые водятся в далёких землях.
— А правда, что у них в носу может поместиться целое дерево?
— Не только дерево, но там даже птицы летают.
Сын помолчал, а потом выпалил:
— Вот здорово. Я обязательно до тех краёв доберусь и погляжу на них хоть одним глазком...
— А меня возьмёшь с собой? — ревниво спросил отец.
— Ладно, возьму. Только ты меня не ругай, если я выйду с ним на бой, как Хольгерд Датчанин.
— Не буду я тебя ругать, смело выходи на бой с великаном. Главное — посмотреть земли, где никто не бывал. Увидеть далёкие страны. Учись. Скопи денег и поезжай. Нет ничего интересней, чем узнавать новых людей, их обычаи, историю.
— Господи! — воскликнул вдохновлённый сын. — Дай мне счастье увидеть страну, где великаны!
Когда он отвёл глаза от неба, то увидел, что отец удивлённо смотрит на него, будто впервые видит.
— И ты помолись за меня, — попросил маленький Ганс.
— Я и так всей душой желаю тебе далёких путешествий!
— Но надо и Бога попросить об этом. Каждый человек такой маленький, если он чего-то захочет, а Бог этого не захочет, то ничего не будет. Прошу тебя! Помолись.
И отец присоединился к вдохновенной просьбе сына:
— Господи всемогущий! Пусть мой сын увидит все страны, которые пожелает. Я мечтал об этом, но, видно, недостоин! Ради сына прошу тебя. Господи, пусть путешествует сколько хочет.
Ещё никогда Ганс Христиан не видел своего отца таким высоким. Даже кузнечики вокруг затихли. Даже цветы перестали пахнуть. Даже птицы не летали. Ничто не отвлекало внимания Андерсенов от молитвы. И в этой абсолютной тишине была молитва леса за Ганса Христиана, молитва птиц за Ганса Христиана, молитва всех растений. Она тихо вознеслась к небу, и Бог не возвратил её на землю...
МАЛЕНЬКИЕ ЗЕЛЁНЫЕ РАДОСТИ
Хотя Мария Андерсен и не имела времени ходить в лес, она с радостью украшала комнатушку зелёными ветвями. Как радовалась комнатка подаркам леса! Она становилась шире и выше от свежего дыхания ветвей и цветов. Комнатка расцветала в майский день, точно она и впрямь была младшей сестрой леса. Она зеленела от радости. И даже однажды:
— Смотри, мама, смотри!
— Что?
— К нам птичка залетела! Может, она совьёт здесь гнездо и выведет нам птенцов?
— Что ты говоришь? У неё же есть весь Божий свет! Зачем ей наша маленькая комнатка? Сейчас окно открыто, а ночью будет холодно, мы его закроем. И что делать птице?
— Нет-нет, она прилетела к нам в гости. И мечтает свить гнёздышко.
— Ганс, это плохая примета, когда в окно влетает птица.
— Опять ты со своими приметами, — устало сказал отец. — Человеку тяжело добывать себе на хлеб насущный и без плохих примет. А в птице нет ничего плохого. Она пьяна от весны и ошиблась по пути домой.
