Ханс-Отто Майснер - Дело Зорге
Деревянный дом на сваях внутри был более просторным, чем казался снаружи. Он был обставлен в японском стиле, с большим вкусом, который мог оценить лишь такой знаток Японии, как Рихард Зорге.
Знание японской культуры, столь редко встречающееся у иностранцев, уже давно сблизило Танаку с немецким журналистом. Кроме того, секретарь учился в Германии и был сторонником германо-японского сближения. Танаке льстило, что Зорге, крупный журналист и приятель немецкого посла, подружился с ним еще в то время, когда Сабуро совершенно не имел политического влияния.
Разумеется, Танака и не подозревал, что доктор Зорге, прекрасно разбиравшийся в обстановке и до тонкостей изучивший образ мышления и характер японцев, еще несколько лет назад пришел к выводу: рано или поздно принц Йоситомо станет главой правительства, а Танака, его правая рука, приобретет большое влияние. Зорге искал сближения с Танакой задолго до того, как это могло прийти в голову кому-нибудь другому. И когда спустя некоторое время другие начали добиваться расположения Танаки, Зорге уже прочно сидел в седле этой дружбы и без труда избавлялся от нежелательных конкурентов.
Как это принято в японских домах, Зорге в прихожей снял ботинки. Танака в темном, украшенном гербом хаори сидел на полу за низеньким письменным столиком. Увидев Зорге, он отложил в сторону кисточку для письма и поднялся, с неподдельной радостью по-японски приветствуя нежданного гостя.
Для Танаки это приветствие было делом нелегким, так как его талию при всем желании нельзя было назвать стройной. А вежливый человек по японскому обычаю должен, положив ладони на колени, почти горизонтально склониться вперед. При этом полагалось как можно громче втянуть в себя воздух. Хозяин не имеет права выпрямиться до тех пор, пока не будет уверен, что гость уже закончил поклон.
Зорге, в кругу европейцев пренебрегавший этикетом, с японцами очень строго соблюдал принятые у них формы вежливости. В этом была одна из причин их хорошего отношения к нему.
— Мой жалкий дом благодаря посещению уважаемого друга стал дворцом, — начал Танака серию изысканных приветствий.
— Когда работа начинает становиться в тягость, — улыбнулся Зорге в ответ, — лицезреть человека, которого ценишь, — наилучший отдых.
Они еще некоторое время обменивались любезностями в том же духе, стараясь перещеголять друг друга новизной своих выражений. Ведь образованные люди должны избегать избитых фраз!
Наконец Танака раздвинул бумажные двери в соседнюю комнату и предложил гостю выпить чашку чая.
Чайная комната (ни один приличный дом не может обойтись без нее) имела всего три стены. Четвертую заменял сад. Вид, открывающийся отсюда, каждый раз приводил Зорге в восхищение. Окруженный с трех сторон высокой стеной из вечнозеленых деревьев и кустарника сад едва ли превосходил по площади комнату. И тем не менее это была Япония в миниатюре: тут были и долины, и горы, и даже маленькая речушка, с журчанием бежавшая среди поросших мхом камней и впадавшая в озеро. На островке, обрамленном цветами лотоса, виднелся храм, к которому вел красный лакированный мостик — точная копия известного моста Никко. Карликовые лиственные деревья — предмет особой любви японцев, каждое из которых стоило много тысяч иен, — дополняли впечатление.
Появилась служанка и, склонившись перед гостем, протянула ему чашечку с зеленым чаем.
Зорге обеими руками взял тончайший фарфор и, поклонившись, выпил горький напиток, сходный с нашим чаем лишь по названию.
Только после окончания этой церемонии гость имел право перейти к цели своего посещения.
Зорге начал очень осторожно, издалека.
Танака понял, что речь пойдет о важных вещах. Рихард заговорил сначала об обстановке в целом, затем заметил, что необычная напряженность в мире может вызвать и необычное разрешение этой напряженности. Одним словом, не исключается взрыв в совершенно неожиданном месте.
Танака кивнул.
— Будущее полно неизвестности, — сказал он, — в хмурых тучах прячется молния, но кого она поразит, мы еще не знаем.
Зорге намекнул, что едва ли немецкие молнии ударят по Советскому Союзу. Судя по обстановке, это исключено.
— Скорее всего, исключено, — подтвердил Танака.
— Однако среди частных лиц, — улыбнулся Зорге, — поговаривают о совершенно невероятных вещах… Например, о том, какие последствия мог бы иметь германо-советский конфликт для Юго-Восточной Азии.
Танака ответил, что он, собственно, не задумывался над этим, но сомневается в возможности вооруженного столкновения между Берлином и Москвой.
— А если все-таки дать волю фантазии, — продолжал Зорге, — то невольно напрашивается вопрос: какой будет позиция друзей?.. Как вы думаете, Танака-сан? Захочет высокочтимая империя принять участие в уничтожении красной опасности? Заявит ли она свои справедливые претензии на побережье Сибири, на Северный Сахалин? Пройдет ли граница ее зоны национальной безопасности по материку через Амур и даже по Сибири? Станут ли воевать дети Солнца? Японец улыбнулся.
— Я лично хотел бы, — сказал он, — чтобы мы всегда оставались друзьями. Что бы ни случилось!
Ответ не удовлетворил Зорге.
— Как вы думаете, Танака-сан, — спросил он напрямик, — будет ли противник Германии одновременно и противником наших японских друзей?
Танака, по-прежнему улыбаясь, задумался. Затем он сказал:
— Настоящий друг желает своим друзьям прежде всего мира. В случае войны каждый японец отдаст свою жизнь, чтобы выполнить приказ его величества.
Ответ был очень уклончивым, и Зорге следовало бы сменить тему беседы. Но его торопили, и он предпринял последнюю попытку.
— Германо-советский конфликт, порожденный моей фантазией, дал бы Японии возможность захватить жизненное пространство, в котором она очень нуждается. Ведь население империи все время растет.
Танака уклонился от прямого ответа и на этот вопрос.
— Решения такой важности, — сказал он, отвесив поклон в сторону императорского дворца, — подвластны только его высокочтимому величеству. Никто не знает, что прикажет Тэнно, если наступит решающий для нашей страны момент.
Зорге, так же как и Танака, отлично знал, что эти слова — абсолютная чепуха. Хотя японский император и пользуется всеобщим, чуть ли не мистическим уважением, он просто символ власти, но к политическому управлению страной не имеет почти никакого отношения. Особенно теперь, когда в Японии военная диктатура. Подлинным хозяином страны являлся Большой Генеральный штаб. Не имел власти и принц Йоситомо. Он был лишь гражданским представителем всемогущих военных. Но он, бесспорно, был в курсе политики страны.
