Ханс-Отто Майснер - Дело Зорге
— Мне очень прискорбно это слышать, Одзаки-сан.
— Вы, Кийоми-сан, единственная из всех женщин, которую я могу использовать в германском посольстве. Единственная, кто пользуется там уважением и с кем говорят откровенно… Я имею в виду Равенсбурга. Я слышал, он собирается жениться на вас.
Кийоми вздрогнула, испугавшись осведомленности своего шефа, хотя неумение скрыть свои чувства считалось признаком дурного воспитания. Но она ничего не ответила.
А полковник и не ждал ответа.
— Очень жаль, что это пока невозможно. Разумеется, это — сугубо частное дело, которое по службе меня едва ли может интересовать. А вот что меня интересует, так это полное доверие Равенсбурга к вам.
Кийоми хотела что-то сказать, но промолчала.
— Доверие, которое Равенсбург питает к вам, Кийоми-сан, — единственный успех, которого мы до сих пор смогли добиться в германском посольстве. Мы должны этот успех развить…
— Я же вам говорила, Одзаки-сан, — совершенно неподобающим образом прервала его Кийоми, — немыслимо подозревать, что Равенсбург мог…
— Но зато можно допустить, что Равенсбург кое-что знает о своем друге, о котором и я хочу знать. Я говорю о докторе Рихарде Зорге.
Кийоми удивленно взглянула на своего шефа и повторила имя, которое только что было названо.
— Да, — подтвердил полковник, — Равенсбург интересует меня только постольку, поскольку он является другом доктора Зорге…
Он не договорил. Загудел зуммер телефона. Одновременно вспыхнувшая лампочка означала, что полковника беспокоят по важному делу.
Одзаки взял трубку. По лицу его проскользнуло выражение тревоги.
— Это касается вас, — обратился он к Кийоми, закончив разговор. — Сегодня ночью по дороге на Йокосуку Равенсбург попал в аварию… в довольно тяжелую аварию. Но немецкие автомобили крепкие. Он несколько раз перевернулся, и тем не менее оба целы — и автомобиль, и он сам.
Кийоми вскочила.
— Где он? Одзаки-сан, прошу вас… мне нужно знать.
— В маленькой больнице Тойохара, в двадцати километрах за Иокогамой.
Она была уже у двери, когда он вернул ее.
— Послушайте, Кийоми-сан, я должен как можно скорее узнать, что там произошло на дороге. Это дело мне не нравится… Вторая машина скрылась, а ее номер был фальшивым!
Маленькая больница Тойохара располагалась на высоком берегу. Кровать Равенсбурга выдвинули на веранду. Отсюда он мог наслаждаться прекрасным видом на море, которое там, внизу, под десятиметровым обрывом, шумя и пенясь, разбивалось о скалы.
Но пострадавшему, казалось, было не до окружающих его красот. Он хотел как можно скорее уехать отсюда. Боли, правда, его еще мучили, но кости, видимо, были целы. Он мог бы так же спокойно лежать где-нибудь в Токио и даже у себя дома. Но в больнице настояли, чтобы он остался.
С врачом и несколькими сестрами Равенсбург больше не пытался объясниться: услышав его ломаный японский язык, они лишь закачали головами. Когда он хотел встать, его силой уложили обратно. Он никак не мог им растолковать, что ему нужно немедленно встретиться с капитаном 1-го ранга Номурой из Йокосуки. Равенсбург был близок к отчаянию.
Между тем час шел за часом. А где-то на юге Тихого океана навстречу друг другу шли корабли. Их команды не подозревали, что приближаются к месту, где под водой, может быть, затаился враг.
Равенсбурга не подпускали даже к телефону. А скорее всего, тут его и не было. Вне больших городов японцы живут так, словно сейчас не двадцатый век, а глубокое средневековье.
Наконец он просто ухватил за руку тоненькую медсестру и сказал ей несколько слов по-японски.
Но либо она ничего не поняла, либо ей было дано строгое указание не разговаривать с иностранцем. Она резко вырвала руку.
В этот момент на веранде появилась Кийоми. Любая другая женщина могла бы неправильно истолковать маленькую сценку, случайным свидетелем которой ей пришлось оказаться. Но Кийоми не придала этому значения. И хотя страх за возлюбленного был очень велик, в присутствии сестры она поступила так, как подобает японке: в глубоком поклоне застыла перед кроватью Равенсбурга.
— Как ваше высокочтимое здоровье? Равенсбург уже спустил обе ноги на пол.
— Слушай, Кийоми-сан, — нетерпеливо воскликнул он, — мне нужно немедленно попасть к твоему отцу в Чокосуку! Это очень важно. Пусть мне принесут мою одежду… Ты на машине? Моей больше нет!
Он почувствовал, что тело отказывается ему служить, в затылке загудело, и он потерял равновесие. Кийоми и сестра быстро уложили его обратно в постель.
— У меня есть машина, и я тотчас привезу отца сюда.
Она поняла, что дело очень серьезное, и не стала терять время на разговоры. Равенсбург был благодарен ей за это. Присутствие маленькой медсестры вынуждало Кийоми строго соблюдать японские обычаи: она не могла поцеловать возлюбленного. Склонившись перед ним в глубоком поклоне, девушка улыбнулась и вышла.
Рихард Зорге шел по тщательно ухоженному парку принца Йоситомо.
После своего назначения премьер-министром принц продолжал жить в собственном доме. Он чувствовал себя здесь независимо. В служебной квартире он неизбежно оказался бы в гуще происков и интриг враждующих политических группировок. А тут его окружали надежные слуги и секретари, в преданности которых он уже не раз имел возможность убедиться.
К числу этих преданных людей в первую очередь относился Сабуро Танака, бывший уже много лет приближенным принца.
Чтобы понять причины тесной дружбы Йоситомо с его личным секретарем, нужно знать, что Япония под маской современного государства все еще хранила многие черты феодального строя. Тем более что как феодальное государство она прекратила свое существование лишь в 1867 году. Семейство Йоситомо до этого времени считалось правящим, так же как в Германии в свое время курфюрсты Липпе-Детмольд или герцоги Саксен-Майнинген. Подобно тому как в средние века в Германии, эти японские принцы были окружены своими рыцарями, преданными им не на жизнь, а на смерть.
Эта связь между влиятельными феодалами-даймё и самураями, как назывались рыцари, сохранившаяся после образования современного японского государства, оставалась и теперь, несмотря на сильное влияние западного мира. Поэтому не было ничего странного в том, что собственный дом Танаки стоял в парке премьер-министра и секретарь чувствовал себя здесь хозяином.
Деревянный дом на сваях внутри был более просторным, чем казался снаружи. Он был обставлен в японском стиле, с большим вкусом, который мог оценить лишь такой знаток Японии, как Рихард Зорге.
