Моисей Губельман - Лазо
Товарищи, зная, какое трудное дело ему предстоит, начали уговаривать Лазо поесть немного и отдохнуть.
Он сначала как будто бы согласился, сказал: «Полежу немного». И вытянулся вдоль стены на скамейке. Мы вышли на разведку. Слышим — сзади шаги. Оглядываемся, а это, оказывается, Лазо идет за нами следом. Товарищи без стеснения принялись его ругать за то, что он не хочет отдохнуть перед серьезной операцией. Но он так и не вернулся, идет следом, словно нас не слышит, идет и улыбается…»
Бои в Иркутске требовали умения не только хорошо обороняться и отражать атаки противника, но и активно наступать. Лазо показал себя выдающимся боевым командиром. Он прекрасно ориентировался в запутанной, сложной и изменчивой обстановке уличного боя. В этом сказалась и его неплохая теоретическая осведомленность в военных вопросах. Еще до Октябрьского переворота, летом 1917 года, когда партия большевиков готовила народ к решительной схватке с Временным правительством, Лазо серьезно занялся изучением военной литературы. Особенно увлекался он литературой по тактике уличных боев.
…Юнкера засели в церкви на Тихвинской площади, пытаясь отогнать красногвардейцев пулеметным огнем. Необходимо было выбить их из этой позиции и освободить церковь, с которой обстреливалась большая территория. Эту операцию поручили Лазо. С отрядом в сто пятьдесят человек он искусно повел наступление.
Вначале бойцы продвигались быстро, перебегая от дома к дому. Но вот они подошли к огромной площади. Трудно пересечь ее под пулеметным и ружейным обстрелом. Лазо приказал короткими перебежками преодолеть опасный участок. Плотно прижав винтовки, пригнувшись к земле, бойцы кубарем перекатывались по снегу. Это мешало врагу взять правильный прицел — пули пролетали мимо. Неожиданно Лазо ринулся вперед. Отряд — за ним. В двери и окна церкви полетели ручные гранаты и бомбы. Жаркий бой длился несколько часов. Пулемет на колокольне был захвачен.
Лазо разгадывал военные хитрости врага.
Один из штабов большевиков находился в прогимназии Гайдук на Троицкой улице. Юнкера, решив захватить этот район, пустились на хитрость. Навьючив на лошадь пулемет, закрытый брезентом, они медленно передвигались по улице, отвлекая наши силы ружейными выстрелами и пулеметными очередями. Лазо, крадучись, забрался на колокольню и, ловко развернувшись, бросил одну за другой три гранаты. Пулемет противника был уничтожен.
— Стой! — бросились к нему заметившие его белогвардейцы.
Отстреливаясь, Лазо возвратился в свой отряд.
Положение в Иркутске оставалось тяжелым. Силы мятежников превышали вооруженные силы Советов. Воспользовавшись этим, правые эсеры добились от Иркутского военно-революционного комитета заключения «Договора о мире», который Лазо в своем письме Красноярскому совету справедливо назвал позорным. По этому договору комиссары из всех учреждений отзывались. Войска как советские, так и белогвардейские распускались по домам. Школы прапорщиков подлежали расформированию, а красногвардейцы и революционные войска, прибывшие из разных мест Сибири в Иркутск, возвращались на свои места. Пленные юнкера освобождались, им присваивались офицерские звания, выдавалось оружие, деньги и разрешался выезд в любом направлении по их желанию. Самбе главное, чего добивались правые эсеры по этому договору, — это создание коалиционной власти в Иркутске, куда должны были войти реакционнейшие, антисоветские организации, вроде комитета защиты родины и другие.
Но этому не суждено было осуществиться.
Во многих районах Сибири коммунисты организовывали и срочно отправляли вооруженные силы для ликвидации мятежа. Прибывшие в Иркутск красногвардейские отряды из Красноярска, Канска, с Енисея, Черемховских угольных копей и из других мест, ознакомившись с заключенным «Договором о мире», были крайне возмущены. Они заявили решительный протест против такого «мира», который фактически ликвидировал советскую власть. Штаб революционных войск предъявил мятежникам ультиматум о безоговорочном признании советской власти, о полном разоружении, сдаче советским органам всего оружия и демобилизации. Для ответа мятежникам было дано двадцать четыре часа.
Белогвардейцы, предвидя неизбежное поражение, вынуждены были согласиться с предъявленным им ультиматумом.
Так Красная гвардия сорвала позорный договор и восстановила советскую власть в Иркутске в декабре 1917 года.
Организаторы мятежа — полковники царской армии Скипетров, Иванов и Никитин укрылись у своих вдохновителей в одном из иностранных консульств Иркутска.
Центральный исполнительный комитет Сибири, штаб революционных войск и Иркутский комитет партии находились в предместье Иркутска — Глазкове. Подступы к нему охранялись красногвардейцами.
Вскоре после капитуляции мятежников к пропускному пункту Глазково с белыми флагами подошла группа иностранцев. Назвавшись консульским корпусом, иностранцы просили доложить «новой власти» просьбу принять их по важным делам.
Центральный исполнительный комитет Сибири поручил принимать консулов Сергею Лазо и Борису Шумяцкому. Лазо в совершенстве владел французским языком, а Шумяцкий являлся представителем центральной власти.
В большой, хорошо обставленной комнате за широким столом, покрытым красным сукном, в кресле с высокой резной спинкой сидел совсем еще молодой человек со слегка пробивавшимися черными усиками. Он был в военной гимнастерке, подпоясанной широким ремнем. Рядом с ним — коренастый, плотный мужчина несколько постарше.
Когда консулы вошли, Лазо встал, и в ответ на приветствия гостей, произнесенные на ломаном русском языке, поклонился и сказал по-французски:
— Прошу вас принять наше глубокое уважение и прошу садиться, господа.
Иностранцы оживились. Им понравился этот молодой человек. Он так вежлив, так чудесно говорит по-французски, так приветливо их встречает…
— Вы учились в Париже? — улыбнувшись, спросил французский консул.
— О нет, — ответил Лазо, — образование я получил в своем отечестве. Чем обязан штаб революционных войск вашему посещению, господа?
— Я и мои коллеги вынуждены побеспокоить вас в связи с печальными событиями, — начал консул.
— Готовы выслушать вас, господа.
— Разрешите мне от имени представителей четырех государств — Соединенных Штатов Америки, Англии, Японии и Франции — коротко изложить цель нашего посещения, — продолжал французский консул. — Вы отлично говорите на моем родном языке, и я полагаю, что нам не так уж трудно будет договориться.
— К сожалению, знание языка еще ничего не определяет, месье, — ответил Лазо. — Как вам известно, со многими соотечественниками мы не можем договориться, хотя с малых лет говорим на одном и том же всем нам родном языке. Так слушаем вас, господа, — добавил он, нетерпеливо посмотрев на часы.
