Майкл Робертс - Grace. Автобиография
Между тем мои волосы отреагировали на все эти жизненные перемены самым странным образом: из девичьих гладких вдруг превратились в непокорную копну. Оглядываясь назад, я думаю, что это был немой крик о помощи.
О британском Vogue
Глава IV,
в которой Грейс начинает зарабатывать меньше, сходит с ума по винтажу, отращивает волосы и пробует себя в семейной жизни
Холодным лондонским утром января 1968 года, непривычно поздно, в 9:45, я зашла в здание Vogue House на Ганновер-сквер. Проходя по безликим, обшитым деревянными панелями коридорам, я поймала себя на мысли, что это первый день первой в моей жизни постоянной работы.
Здание не было для меня незнакомым: еще моделью я часто бывала здесь, особенно на шестом этаже, где в студии Vogue проходили фотосессии. Теперь все было по-другому. Выйдя из лифта на пятом этаже, я попала в новый, редакционный мир Vogue. Я всегда знала, что он существует, но раньше он оставался для меня тайной.
Двери лифта раскрылись – и какое разочарование! Прямо передо мной простирался огромный офис открытой планировки, заставленный дешевой разномастной мебелью: обшарпанными столами, будто подобранными на улице, и вешалками с грудами одежды. Старый пробковый пол был покрыт пятнами, рядами тянулись старомодные стеллажи, а гардеробная больше напоминала чулан, не имеющий ничего общего с просторным современным ангаром, в котором я тружусь сегодня в американском Vogue. Какой же беспорядок! И такой шокирующий контраст с минималистским стилем, в котором мы жили с Майклом. Следующим потрясением стал штат сотрудников отдела моды. Их оказалось меньше, чем я ожидала, и все они так же странно не сочетались друг с другом, как и мебель.
Старший редактор моды Шейла Веттон вышла мне навстречу, чтобы показать офис. Высокая, с прямой спиной и длинными седыми волосами, убранными в строгий пучок, она больше походила на балетного педагога, чем на персонажа из мира моды. На самом деле, в прошлом она была очень стильной моделью Дома высокой моды Molyneux, который до войны отвечал за гардероб принцессы Марины, герцогини Кентской. Вскоре к нам присоединилась редактор Мелани Миллер. Маленькая, шустрая американка, она выглядела настоящей иностранкой, громко обращаясь ко всем «Дорогая!». Мэнди Клаппертон была еще более миниатюрной, но спокойнее и чем-то напоминала эльфа, в отличие от бойкой и шумной Вероники Хайнли, редактора светской хроники – ширококостной сексуальной блондинки с непослушной бабеттой а-ля Брижит Бардо. Еще один редактор моды, рано поседевшая Хелен Робинсон, специализировалась на более спортивной и походной одежде. И в самом конце зала, в цветастом мини-платье от Foale & Tufn и старушечьих очках, сидела маленькая, умная и похожая на сову Марит Аллен, которой, собственно, я и была обязана своим появлением здесь. И, конечно же, Сэнди Болер. С этим редактором у меня однажды случилась размолвка, когда она забронировала меня как модель для фотосессии в Vogue, но забыла упомянуть, что я должна буду позировать только в бюстгальтере и трусиках. Как правило, моделей предупреждали о съемках в нижнем белье. Некоторые девушки отказывались, потому что демонстрировать нижнее белье считалось не совсем приличным. Так что, естественно, я слегка с ней повздорила.
После того как мне показали все входы и выходы и выделили полстола, заваленного бумагами, я познакомилась с Ди Джеймс – моей нежной, доброй и очень способной ассистенткой, с которой мы подружились на всю жизнь. (Ассистент – это правая рука редактора моды, и я всегда привязывалась к своим помощницам.) Правда, я вынуждена была делить ее с Мэнди и Вероникой. Потом мне показали чайную комнату, что, конечно, было очень важно. Вокруг меня суетились Шейла и Мелани; Шейла – особенно активно, поскольку, как я уже знала по опыту работы с ней, была по-матерински заботливой (хотя в мире моды слыла яростной матерщинницей, ругательством у нее было каждое второе слово). Она относилась ко всем редакторам как к своим дочерям – хотя на групповых фотографиях я всегда выделялась ростом и казалась чужой и далекой, словно жираф. Тем временем пришла пора обеда. Нас ждал хрустящий картофель с креветками и бутылка вина или даже две! Мы свернули за угол и направились к месту ежедневных ланчей команды Vogue – ресторанчику Buon Appetito. Проталкиваясь сквозь толпы покупателей (наш офис был зажат между торговыми артериями Риджент-стрит и Бонд-стрит), я подумала: как странно, что теперь в моей жизни будут две диаметрально различные среды обитания – потертый шик Ганновер-сквер днем и стильный антураж Mr Chow после наступления сумерек.
Хотя поначалу я зарабатывала лишь малую долю того, что могла бы получать в качестве модели, работа в британском Vogue была невероятно интересной. Возможно, иногда я чувствовала себя школьницей – ведь учиться приходилось очень многому, – зато теперь я могла реализовать все свои фантазии. Вот почему я надеялась, что мои годы с британским Vogue (все девятнадцать) никогда не закончатся. Собственно, а почему нет? Зарабатывать большие деньги я никогда не стремилась (ни разу в жизни я не попросила о прибавке к зарплате), да и журнал, в общем-то, был не тем местом, где можно было обогатиться – что к лучшему.
Однако моя первая фотосессия оказалась провальной. Я хотела воплотить некую идею «унисекс», пригласив в качестве моделей довольно упитанного поп-арт-художника Питера Блейка и его жену-художницу Жанну Хауорт, одетых в сочетающиеся поло. Оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, что подтолкнуло меня к решению выбрать именно их – кроме того, что я знала обоих достаточно хорошо, поскольку картинами Питера был оформлен ресторан Майкла. В любом случае, одежда смотрелась бы куда лучше на профессиональных моделях.
В поиске свежих идей я проводила много времени на антикварном рынке Челси на Кингз-роуд, туристической мекке, где вовсю торговали британским прошлым: армейскими шинелями времен Первой мировой войны, хромированными коктейльными шейкерами тридцатых годов, платьями-флапперами, первыми радиоприемниками, театральными программками театров Вест-Энда, плакатами 1920-х годов и прочими раритетами. Я прочесывала стеллажи винтажной одежды, которая стала для меня источником вдохновения. В то время все идеи для фотосессий Vogue придумывали маститые фотографы вроде Хельмута Ньютона и Ги Бурдена. Я лишь привозила для них одежду. Но постепенно я сама начала придумывать композиции и целиком составлять образы. Конечно, было непросто – но разве может быть по-другому, если делаешь то, чего до тебя никто не делал? Впрочем, мои первые редакционные задания не имели ничего общего с модой.
