KnigaRead.com/

Борис Костюковский - Жизнь как она есть

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Борис Костюковский, "Жизнь как она есть" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Как-то раз Дядиченко и Привалов подали мне мысль попробовать устроиться на работу в имение, где теперь располагался гарнизон. Партизанской группе нужны были сведения о численности солдат и офицеров, о передвижениях войск. В тот же день на улице меня встретила баба Мариля и, как всегда, стала ругать и отчитывать. Опять та же песня: «Ты что, по материнской дорожке катишься?» Но было в ее словах и что-то новое, настораживающее: «Доигралась ты, доигралась, девонька. За твоим домом во все глаза следят. Вздернут тебя на веревочку — и оглянуться не успеешь. Мальчишку бы пожалела, если самой не страшно!»

Что она знала и откуда, понятия не имею. А может, просто запугивала меня. На всякий случай, когда в следующий раз пришли ребята из лесу, я им рассказала о встрече с бабой Марилей.

Они, не задерживаясь, ушли, оставив нам с Маратом кусок вареного мяса (а мы уже давным-давно его и в глаза не видели, жили впроголодь, питаясь бульбой). С тех пор друзья надолго исчезли.

За это время я сумела устроиться на работу в гарнизон. Меня взяли горничной к гауптману. Я должна была делать уборку в его спальне и гостиной, стирать белье, приносить ему из столовой еду. Это было пехотное подразделение. Потом сюда же прибыла легкая артиллерия (калибр пушек точно не помню). Я их свободно могла подсчитать, да и солдат тоже. Я знала расположение всех построек и даже подземные ходы. Мне выдали пропуск в гарнизон с 9 утра до 18 часов. Мы с Маратом были, что называется, полны сведениями, но из лесу к нам никто не приходил. А через две недели меня выгнали из гарнизона по доносу Опорожа.

Я столкнулась с ним в дверях столовой.

— Ты что здесь делаешь? — загораживая мне дорогу, спросил он.

— Работаю.

— Работаешь? Где же это ты работаешь?

— Горничной у господина гауптмана.

Он стал хохотать.

— Ах, горничной! Вот оно что! — И вдруг закричал:- Брысь! Я тебе покажу горничную!

Не дожидаясь худшего, я убежала на квартиру гауптмана. Но через несколько минут явился домой он сам, мой тучный хозяин. Путая русские и немецкие слова, ругаясь, он тут же выставил меня, отобрав пропуск.

Так закончилась моя служба у гауптмана.

Пришла ранняя дружная весна. Мы жили без мамы уже полгода. Трудно даже представить себе, как мы перебивались и изворачивались. Весной начали собирать на полях не выкопанную с прошлого года бульбу и варили ее в «мундире». Фашисты в это время начали сгонять молодежь с окрестных сел на торфоразработки.

Между деревнями Кукшевичи и Зосино по руслу реки Уса раскинулись большие торфяные болота. Там всегда добывали торф, да и сейчас существует этот промысел.

Было объявлено, что все, кому минуло 16 лет (а мне еще 23 декабря исполнилось 16), обязаны работать на торфе или ехать в Германию.

Некоторые откупались, других просто прятали родственники, у меня таких возможностей не было.

Не оставалось ничего другого, как пойти на торф.

Марат жил со мной, но голод заставлял его бегать и к бабе Мариле, и к теткам.

С конца апреля и до конца августа я вставала в четыре часа утра, к пяти уже была на болоте — и дотемна. Часов там никто не считал. Во всяком случае, наши надсмотрщики. Зато мы время хорошо чувствовали своим горбом.

Летом у нас очень поздно темнеет, так что день длился по 15–16 часов. С самого раннего утра до позднего вечера по деревянному настилу я откатывала груженные мокрыми кирпичами торфа вагончики. Ни минуты отдыха. Парень где-то на дне карьера, прямо в воде, режет торф и выбрасывает мне наверх. Я должна схватить каждую кирпичину, уложить на вагонетку, поворачиваться, снова хватать — укладывать, хватать — укладывать. Когда вагонетка полна, я везу ее к месту сушки, метров за восемьсот, а то и за километр.

Там я снимаю и аккуратно укладываю кирпичины «в клетку» и возвращаюсь к карьеру. За это время мой напарник уже успел нарезать мне в запас столько торфа, что погрузка идет без минуты промедления: хватаю и укладываю, хватаю и укладываю. А взад-вперед ходят с плетками надзиратели — попробуй промедлить или не так укладывать кирпичи! Один раз у моей соседки обрушилась клетка. На бедную девушку набросились три полицая и били ее так яростно, так безжалостно, что даже немец, который был здесь за главного, остановил их. Я дрожала при одной мысли, что и меня может постигнуть такая участь. А сил для этой каторжной работы было очень мало. Да и откуда им взяться? Из дому на обед мне нечего было взять, я постоянно голодала. Марат иногда приносил мне от бабы Марили и теток то кусочек хлеба, то картофелину. Я тут же все это съедала.

Когда начинался перерыв на обед (единственный час за весь длинный день), я испытывала такие муки, что уходила подальше к реке, чтобы не видеть, как едят другие.

Я садилась на берегу реки, смотрела в воду, меня клонило ко сну. Иногда засыпала, этим, наверно, и спасалась. Как-то раз моя одноклассница из деревни Кукшевичи, Иринка Лобач, разбудила меня и опросила:

— Ты почему не обедаешь?

— А у меня ничего нет.

— Дура я, дура, — ругала себя Иринка, — как это я заметила, что ты все время уходишь одна. Вот у меня остался кусочек мяса и хлеб. Возьми съешь.

С того дня Иринка стала подкармливать меня, и я вечно ей благодарна за ее доброту и отзывчивость. В такое время поделиться последним куском хлеба мог только настоящий ДРУГ.

И сейчас, спустя почти тридцать лет, я говорю тебе, милая моя школьная подружка Иринка Лобач, с которой я разделила четыре месяца самого каторжного, черного рабства на торфе: «Спасибо тебе за все. Этих дней не забуду никогда. И если я смогла выдержать, не упасть, не погибнуть, то только благодаря тебе».

И еще в те дни появилась у меня «палочка-выручалочка»- тоже одноклассница, Нина. Вечером я спешила в свою деревню и часто ужинала у нее в семье «чем бог послал», как говорила ее мать. У них, по крайней мере, были молоко и картофель.

На торфе нам обещали платить за работу, но получили мы один раз по пять килограммов гречневой муки, по бутылке постного масла да еще пол-литра патоки. Это все — за четыре месяца!

В августе баба Мариля, которая считала своим долгом не оставлять меня своими заботами, стала настойчиво сватать меня за Костю Кокальского, пожалуй, самого последнего дурака и прохвоста в Станькове. Зато был он красивый и не считался с тем, что у меня «такая мать». (Этого «женишка» потом за предательство расстреляли партизаны нашего отряда.)

Атаковала меня не только баба Мариля, но и тетки. Выйти замуж — значит не поехать в Германию. Семейных в то время еще не угоняли.

Что делать? Ходить на торф? В этом случае тоже не отправят в Германию, и замуж можно не выходить.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*