Иван Майский - Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)
Но оставим центр столицы, перейдем на окраины. Здесь картина насколько иная.
На улицах - черная тысячная толпа. Это стачечники. Это десятки и сотни тысяч тех рабочих, которые скрестили руки на груди и остановили на сегодня нормальное круговращение хозяйственной жизни. Они стоят часами... Чего они ждут? Они ждут омнибусов и трамваев, управляемых штрейкбрехерами. Этой породы людей сейчас в Лондоне, да и во всей Англии, имеется немало. Однако классовая борьба вечно меняет свои формы, и штрейкбрехер 1926 г. мало похож на штрейкбрехера дней минувших. Штрейкбрехер прошлого в большинстве был тот же рабочий, но темный, забитый, по несознательности и мелкой корысти изменявший солидарности своего класса. Он был пария, который на улице старался пройти так, чтобы его никто не заметил. Штрейкбрехер 1926 г. существо совсем иного рода. Прежде всего он в большинстве не рабочий, а лавочник, студент, адвокат, банкир, чиновник, крупный землевладелец. Он человек вполне сознательный, но только его сознание глубоко враждебно пролетариату. Он не нарушает классовой солидарности, наоборот, он чувствует себя "героем", который самоотверженно служит делу своего класса. Этот штрейкбрехер никуда не прячется, а всюду ходит с высоко поднятой головой. Вот такие-то штрейбрехеры сегодня выехали на немногочисленных автобусах и трамваях для того, чтобы исполнить свой "гражданский долг".
Толпа рабочих нервничает и ждет. Внезапно вдали показывается первый омнибус. За ним идут гуськом второй и третий. Омнибусы медленно, как бы нехотя, подвигаются вперед. Пассажиров на них мало. Впереди в качестве шоферов сидят молодые юнцы в прекрасно сшитых спортивных костюмах. Должно быть, это студенты из Оксфорда и Кэмбриджа. Учащиеся этих двух аристократических университетов целиком пошли в "добровольцы". На задних площадках такие же кондуктора в новеньких непромокаемых пальто и изящных котелках на голове.
По толпе сразу проносится какой-то невнятный гул. Точно огромное многоголовое чудовище издает свой первый сдержанный рык. Десятка два полицейских, стоящих посреди улицы, изо всех сил стараются оттеснить толпу к тротуарам, очистив проход для омнибусов. Напрасная попытка. Толпа - как море. Она рвет и сминает цепь полисменов и заливает всю улицу от края и до края. Омнибусы останавливаются. Какой-то мальчишка лет 15 вдруг подымает с мостовой камень. Еще мгновение и
- Дзинь!
Стеклянное окно омнибуса разлетается вдребезги. Это - точно сигнал. Толпа приходит в возбуждение. Подростки и юноши группами бросаются к омнибусам, оцепляют их со всех сторон, вскакивают внутрь и на крышу, стаскивают вниз шоферов и кондукторов, выбрасывают на улицу банки с запасным бензином. Все делается дружно, быстро и весело. Немногочисленные пассажиры поспешно скрываются в толпе. Окружающие шумят, кричат, ободряют молодежь и крепко ругают "добровольцев". Еще минута - и омнибусы стоят пустые, недвижные, какие-то совсем мертвые и ненужные в. центре волнующегося человеческого моря. Кто-то кричит:
- Вали на бок! Переворачивай!
- Вали! Вали! - подхватывает толпа.
Сотни рук тянутся к омнибусу. Мальчишки бросают тучи камней. Звон разбиваемых стекол смешивается с криками стачечников. Вот один из омнибусов как-то странно закачался и, внезапно накренившись на правый бок, с грохотом рухнул на мостовую.
- Ура! - раздается рев толпы.
- Вали другие!
Та же участь постигает и прочие омнибусы. С хохотом и свистом мальчишки взбираются на поваленных врагов, танцуют на них и... проваливаются внутрь. Вдруг кому-то приходит в голову блестящая идея:
- Жги омнибусы!
- Жги! Жги! - подхватывают кругом.
Откуда-то появляется солома, вытаскиваются спички. Еще мгновение, и густое облако дыма окутывает поваленные махины. Вспыхивает пламя. С треском и шипением оно разбегается по красным кузовам, по мягким сиденьям, по деревянному полу. В этот момент вдруг раздаются крики:
- Полиция! Полиция!
Действительно, справа из боковой улицы во весь карьер на толпу выносится отряд конных полисменов. Они глубоко врезаются в черную человеческую массу, жмут ее, мнут, топчут людей, разгоняя их во все стороны. Толпа начинает разбегаться. Отдельные группы рабочих вступают в драку о полицией. Еще несколько минут, и улица очищена от забастовщиков. На тротуарах валяются раненые. "Добровольцы" куда-то исчезли, а на мостовой быстро догорают, подобно ярким кострам, поверженные омнибусы...
Дальше, дальше... Вот знаменитые лондонские доки. Здесь сегодня идет усиленная работа: "добровольцы" под охраной полиции и войск разгружают с судов продовольствие... Отворяются большие железные ворота. Солдаты и полисмены по обе стороны длинной улицы выстраиваются шпалерами. Показывается странного вида поезд: впереди грозно катятся два новеньких броневика; за ними длинная вереница грузовиков с ящиками и мешками; на мешках с воинственным видом сидят солдаты в стальных касках, с винтовками в руках; через каждый десяток грузовиков два новых броневика. Этот грозный поезд медленно двигается по улицам столицы, наглядно демонстрируя каждому, в какое трудное положение попало правительство.
А в то же самое время вверху, в серотуманной мгле Лондонского неба, непрерывно гудят исполинские стальные птицы. Особенно усердно они крейсируют над рабочими кварталами столицы! Их задача устрашать "врага внутреннего", т. е. забастовщиков.
Корни всеобщей стачки
Чем же вызвана всеобщая стачка?
Хотя Англия вышла из первой мировой войны победительницей, экономически она была ослаблена. В первые два года после окончания войны это маскировалось временной высокой конъюнктурой, вызванной необходимостью восстановить разрушения и потери военного времени. Однако с конца 1920т. все экономические показатели наглядно свидетельствовали о наступлении в английском народном хозяйстве длительной депрессии, которая являлась результатом возросшей конкуренции со стороны США, Франции, Италии и других стран, где в результате войны сильно выросло промышленное производство.
Больше всего от депрессии пострадала одна из основных отраслей народного хозяйства страны - угольная промышленность. В 1913 г. добыча угля составляла 270 млн. тонн, а в 1925 г. только 244 млн. тонн, т. е. почти на 10% меньше. Главная потеря шла за счет экспорта угля в Германию, Россию, Италию, Скандинавию, Египет и другие страны, и эта потеря, судя по всему, должна была носить длительный характер. Как можно было восполнить убытки угольной промышленности? Двумя способами: путем ее рационализации на базе национализации, ибо подавляющее большинство угольных предприятий состояло в то время из мелких, маловыгодных фирм, или путем усиления эксплуатации рабочей силы. Первый способ выдвигали тред-юнионы и прежде всего Федерация горняков, на втором способе настаивали шахтовладельцы. Борьба между этими двумя концепциями, лишь отражающими борьбу интересов двух классов, была неизбежна, и она окрасила первые семь лет после первой мировой войны (1919-1926).
