Павел Кодочигов - Все радости жизни
И надежды адвоката постепенно сбывались. Свершившееся застало людей врасплох, все были немало напуганы и взволнованы, к тому же под изрядным хмельком, поэтому каждый запомнил немного, но сведенные воедино впечатления давали довольно точную картину случившегося. Никто не успел рассмотреть убегавшего в лицо, однако одежда запомнилась многим — и длинные черные волосы, коренастая фигура мужчины тридцати, если не старше, лет. Кое-кто встречался с Белозеровым и Серегиным в кабинете следователя и в коридоре прокуратуры, и там, в спокойной уже обстановке, присмотревшись к тому и другому, все взвесив и поразмыслив, люди приходили к убеждению: наезд был сделан не подсудимым. Свидетель Панова твердо стояла на том, что на трактористе были стоптанные яловые сапоги, а свидетель Воробьев, оказалось, просто перепутал дни.
— Я вышел на улицу с гармошкой, — давал показания гармонист Ляпустин, — и увидел у дома во втором переулке привязанную лошадь. — Камаев достал схему и проверил, мог ли свидетель видеть дом Белозерова. Убедился, что мог. — Потом вышел парень, сел на лошадь и поехал по направлению к нам, — продолжал свидетель. — Лошадь испугалась гармошки и затанцевала. Я перестал играть и махнул рукой: поезжай, мол, назад. Парень повернулся и уехал. Было точно так, хоть у кого спросите. Мы еще постояли какое-то время, поджидая молодых, прошли метров триста по улице, и появился трактор. За это время Белозеров не мог доехать до фермы на лошади, пересесть на трактор и вернуться в поселок.
— Вы утверждаете, что на лошади был Белозеров? — спросил судья. — Почему вы не называли его фамилию на следствии?
— Я говорил просто о всаднике, потому что не знал его фамилию, а это был он — Белозеров.
— Свидетель, суд вас предупредил об ответственности за дачу ложных показаний. Вы нам правду говорите? — задал вопрос народный заседатель.
— А что же еще? Я здесь не жил, никого не знаю, одиннадцать лет служил в армии, и мне нет смысла кого-то защищать или оговаривать. И уж если на то пошло: мать приводила Белозерова на свадьбу, все посмотрели на него и сказали, что от трактора убегал не он. Жена Серегина тоже прибегала и обещала привести мужа на опознание, но ушла и не вернулась.
— Вы уверены, что видели всадника двадцать восьмого апреля, а не днем или двумя раньше? — спросил прокурор.
— Уверен: двадцать шестого и двадцать седьмого мы на улице не гуляли.
2.Во время перерыва адвокат прочитал записи показаний только что допрошенных свидетелей и успокоился окончательно: обвинительного приговора не будет! Он закрыл папку, поднялся и тут же снова опустился на стул, пораженный внезапно пришедшей мыслью: «Если Белозеров возвращался на ферму на лошади, а трактор в это время шел в деревню, то где-то их пути должны пересечься! Во всяком случае, Белозеров должен был видеть трактор!..»
Камаев достал копию схемы происшествия. А, вот в чем дело: от фермы к деревне идут две дороги — одна полем, другая в объезд, мимо кладбища, со стороны Сухоложского тракта. Путь движения трактора показан, а как возвращался на ферму Белозеров, неизвестно…
Походить бы, размяться, но нельзя — налетишь еще на кого-нибудь!.. Все так, все так, но не повредит ли он Белозерову, если начнет уточнять? Спросить, пока перерыв, и в зависимости от этого… Нет, истина должна быть добыта честно!
В коридоре возник шум. Что там такое?
— Савельева Глотову чехвостит, — разъяснил причину скандала чей-то женский голос.
Другой сразу же отозвался:
— И правильно: так завралась, что дальше некуда. Губит парня, бесстыжая, и хоть бы что, не моргнет даже своими зенками.
Камаев едва дождался окончания перерыва, и перед тем как суд приступил к допросу нового свидетеля, попросил разрешения задать вопрос Глотовой и пояснил:
— Я понимаю, что несколько нарушаю порядок ведения следствия, однако считаю необходимым выяснить одно обстоятельство теперь же.
— Пожалуйста, — не очень охотно разрешил Миронов.
— Глотова, на предварительном следствии вы вначале показали, что трактор шел полем, затем изменили показания. Почему?
— Я перепутала.
— Значит, трактор шел…
— Возле кладбища.
— Товарищ председательствующий, разрешите несколько вопросов к свидетелю Ляпустину?
— Задавайте, — совсем недовольно разрешил судья. — Ляпустин, встаньте.
— Вы говорили, что видели лошадь, привязанной у дома Белозерова. Не помните, какой по счету этот дом от угла и на какой стороне переулка?
— Третий, на правой стороне, — не задумываясь, ответил гармонист.
— Когда вы прогнали Белозерова, он куда поехал?
— По тому переулку, где его дом.
— А дальше?
— Не знаю. Я больше на него не смотрел.
— Выходит, он хотел ехать по улице Мира, но после встречи с вами изменил направление? Правильно я вас понял?
— Правильно.
Камаев услышал, как судья стал листать дело. Отыскивает схему. Это хорошо!
— У меня есть еще вопросы к Белозерову. Разрешите?
— Я протестую! — поднялся прокурор. — Адвокат прекрасно знает, что для уточнения всех неразрешенных вопросов Уголовно-процессуальный кодекс предусматривает так называемые дополнения к судебному следствию. Почему же суд идет на поводу у адвоката?
— Суд снимает ваш протест, — объявил судья, посовещавшись с народными заседателями, — Продолжайте, адвокат.
Тишина в зале погустела. Люди еще не знали, чего добивается Камаев, но почувствовали, что вот-вот должно произойти что-то очень важное и необходимое. И в этой тишине отчетливо прозвучал глуховатый голос защитника:
— Мне необходимо показать Белозерову схему происшествия. Разрешите? Белозеров, подойдите, пожалуйста, и посмотрите на схему. Она выполнена точками, на все отчетливо видно. Различаете, где ваш дом, дом Серегина, место наезда?
— Да…
— Теперь расскажите суду, какой дорогой вы вернулись на ферму после того, как лошадь испугалась гармошки.
Белозеров стал объяснять, а судья — Камаев отлично слышал это, — набрасывал новую схему.
— И еще один вопрос, Белозеров, — Камаев едва не назвал его просто Володей. — Когда ты ехал на ферму, тебе никто не попался из знакомых?
— Не.
— Машина, может быть, какая-нибудь шла?
— Не.
— Мотоцикл, повозка, трактор?
— Никого не было. Я один ехал.
— Вопросов к Белозерову не имею, — сказал Камаев и неторопливо, чтобы не привлекать внимания, полез в карман за платком.
Он подверг подзащитного серьезному испытанию. Мог тот, не разобравшись в ситуации, почувствовать легкий путь к спасению — если видел трактор, значит, не он вел его, — и сказать: «Да, видел». И заврался бы!
