Павел Кодочигов - Все радости жизни
Не призналась в своей оплошке. Что после драки кулаками махать и на Вовку лишнее наваливать? Тонкий еще, гибкий.
Убедилась ноне, что на судах хорошо быть, когда они тебя прямо не касаются. А если сердце в кулак зажато, если допрос каждого свидетеля душу переворачивает, тогда совсем другое дело.
Адвокат сказал, дня три суд продлится, и снова ничем не обнадежил: «Рано предсказывать, Анна Никифоровна, потерпите». А терпеть-то каково? Ладно, устою, неожиданно решила Анна Никифоровна, хоть три, хоть все пять дней эта мука будет, и мешок каждый день стану в суд таскать: если первый раз взяла, то надо до конца — так велит примета!
— Мама, — неожиданно заговорил сын, — свидетели будут показывать, что тракторист во двор Казаковых забежал. Помнишь, когда читали дело, там есть об этом.
— Ну?
— И они говорят, что дом этот на правой стороне переулка, а Серегина — на левой, наискосок, и если бы он перебегал к своему дому, они видели бы. Я вчера ходил и смотрел с того места. Оттуда только головы видны, если кто по улице Свободы проходит. А если еще дальше к речке спуститься, так тебя и совсем заметить нельзя. Переулок же на горе, мама!
— Знаю.
— Так скажи об этом Александру Максимовичу.
— Говорила, — думая о своем, вздохнула Анна Никифоровна.
— А он?
— Сказал, что это ему известно.
— Он же слепой!
— Ну и что? Съездил, поди, и ему все обсказали, Я ему много что рассказывала, но он больше нас с тобой ведает. Люди правильно говорили — усердный он, Александр Максимович-то, и защитит он тебя, обязательно защитит.
Успокаивала сына и жалела: молчит он, молчит, а думки тоже вокруг одного вьются. Да и как иначе? А чья, ее или его, ноша тяжелее, попробуй разберись. Ее, поди, все-таки. Материнскому сердцу всегда больнее достается, а годы такие, что малую беду и ту на рысях не проскочишь, большая же — того и гляди под корень срубит. И правда, не свалиться бы, тьфу-тьфу, не ко времени.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Вечером, едва поужинав, Александр Максимович сел за стол — хотел отобрать главное после первого дня процесса, но не пошло что-то дело. Помаялся, помаялся и, чтобы отвлечься, достал баян, однако и на нем поиграл недолго. Позвонил сыну и расспросил о внуках, потом «гонял слонов» по квартире, несколько раз устраивался поудобнее то в кресле, то на диване, посидев немного, вставал и снова бродил из комнаты в комнату. Так вот бездельничая, к великой своей радости, укрепился в невиновности Белозерова: убедили в этом показания Савельевой и даже Глотовой, да и все поведение подсудимого, его искреннее возмущение неправдой. Незаметно и план на завтрашний день составился, когда, пожалуй, чаша весов и перетянет на одну из сторон. А ежели так, здраво рассудил Александр Максимович, надо пораньше в кровать завалиться и выспаться как следует…
Первым из очевидцев происшествия суд допрашивал Кабакова, человека уже пожилого, обстоятельного.
— Так женщину задавили метрах в ста от моего дома. Я был за оградой с сыном, — начал свидетель тихим размеренным голосом. — Сын стоял спиной к дороге, а я — лицом. Смотрю — по улице какой-то сабантуй идет. Все ряженые — кто пляшет, кто поет. Дошли до третьего переулка и свернули в него. И тут, эко место, трактор несется, и на нем как есть Вовка Белозеров. Смотрю: эко место, трактор попер на людей, прямо в кучу! Когда эта женщина попала под колеса, я сказал сыну, чтобы ехал на мотоцикле и вызывал «скорую» и милицию.
— В каком часу это случилось, не припомните? — спросил судья.
— Так в двенадцатом.
— Скажите, свидетель, кем вам приходится Кашинцева и говорили ли вы ей, что Красикову сбил Белозеров?
— Кашинцева моя сноха. Вообще-то мне показалось, что за рулем был Вовка. Но может, и не он.
— Белозеров и Серегин похожи друг на друга?
— Пошто, эко место? Такого большого сходства нет, но стекла в кабине были грязными, можно и ошибиться.
— Все-таки вы убеждены, что трактор вел Белозеров? — повел допрос прокурор.
— Пошто это? Я же сказал…
— Хорошо. А на предварительном следствии что говорили, помните?
— Так то же и говорил. Сначала мне показалось, что ехал Вовка, а там — кто его знает.
— Больше вопросов к свидетелю не имею, — заявил прокурор Хомутинин.
— Адвокат?
— Свидетель Кабаков, давайте уточним: говорили или нет вы Кашинцевой о том, что трактором управлял Белозеров?
— Никому ничего я не говорил и ей не говорил.
— Почему же она ссылается на вас? И в обвинительном заключении записано: «Свидетель Маркова показала: о том, что Белозеров в тот день был за рулем трактора, она слышала от Кашинцевой, а Кашинцева говорила, что Кабаков Петр Савельевич стоял около дома и видел, как проехал Белозеров Владимир…» Выходит, все-таки говорили, если ваши слова записаны в таком важном документе. Вам поверили и потому ссылаются на вас.
Выдержку из обвинительного заключения адвокат процитировал, не случайно: давно уже обратил внимание на слабость этого утверждения. Поначалу удивился: «Ничего себе — убедительное доказательство — из третьих уст!» Позднее решил с него и речь начинать, чтобы сразу создать нужное впечатление, и не утерпел, использовал заранее.
— Ничего я не говорил ей! — в голосе свидетеля раздражение: чего прилип к человеку? — Предположение свое мог высказать.
— Пред-по-ло-жение, — повторил адвокат, — но не умеренность. Кстати, как у вас со зрением?
— Да не похвастаюсь… Седьмой десяток добиваю.
— Последний вопрос: пока вы были за оградой, всадник по улице не проезжал?
— Не-е-т.
— Больше вопросов к свидетелю не имею, — сказал Камаев и облегченно вздохнул.
Он давно привык: что бы ни случилось, сохранять невозмутимость и беспристрастность, но тут не мог скрыть улыбку удовлетворения — прокурор может смело вычеркнуть Кабакова из списка свидетелей обвинения.
Анна Никифоровна перехватила улыбку адвоката и впервые почувствовала в душе облегчение. А Камаев уже снова сосредоточился: вот-вот начнется допрос других очевидцев происшествия, очень важный для исхода дела. Пальцы заскользили по строчкам обвинительного заключения: «Показания свидетелей, гостей свадьбы, о том, что они видели Белозерова верхом на лошади, незадолго до наезда на Красикову, не подтверждаются материалами дела. Красикова сбита в двенадцать — двенадцать десять, а Белозеров проезжал на ферму раньше. Кроме того, свидетель Воробьев показал, что видел всадника накануне, а не двадцать восьмого апреля…»
Да, время в уголовных делах чаще всего выходит во главу угла. Ничего не значащие в обычной жизни десять — пятнадцать минут приобретают вдруг первостепенное значение. Установить же предельно точное время совершения преступления сплошь и рядом бывает труднее трудного: кто из очевидцев наезда, убийства ли догадается в нужный момент взглянуть на часы? Дело Белозерова не исключение. От одиннадцати тридцати до двенадцати десяти — так довольно приблизительно определяют свидетели момент гибели Красиковой. Поэтому следует опровергнуть утверждение следствия о том, что гости свадьбы видели Белозерова днем или двумя раньше, и доказать обратное — всадник пытался проехать по улице Мира за несколько минут до происшествия, убегал от трактора не Белозеров, а другой человек.
