Пит Шоттон - Джон Леннон в моей жизни
Однако, услышать его было не так-то просто. Мы были счастливы, если в какой-нибудь из передач Би-Би-Си, вроде «Любимцы семьи», среди обязательной груды легкой классической и британской музыки передавали хотя бы одну вещь в исполнении Пресли. Рок-н-ролл нельзя было купить в магазинах или где-нибудь еще, хотя миф утверждает, что ливерпульский порт (а, следовательно, Джон и БИТЛЗ) имел преимущество: постоянный приток ритм-энд-блюза и «сорокапяток» с рокабилли, привозимых американскими моряками. По крайней мере, для нас с Джоном Ливерпуль в середине 50-х казался недосягаемым. Наши знания о рок-н-ролле пополнялись главным образом благодаря нашему энтузиазму и инициативе.
Свое спасение мы нашли в полуночной программе «Радио Люксембург» — «The Jack Jackson Show», первоначально предназначавшейся американским рок-н-роллам. И если в программе была передача м-ра Джексона, мы сидели в своих кроватях, прижав ухо к приемнику, и через статические помехи, ловили отрывки подлинников Элвиса Пресли, Билла Хейли и Джина Винсента, «Be Bob A Lula» которого стала одной из самых любимых вещей Джона.
Вторым важным источником был лучший друг Дональда Битти Майк Хилл. Помимо хорошего проигрывателя, Майк обладал и превосходной коллекцией американских пластинок. Я уж не помню, откуда они у него появились, быть может, его родственники жили или бывали в Штатах, но впервые с великими черными рок-н-ролльщиками, в том числе и с Литтл Ричардом, мы познакомились именно через Майка. Дом Майка находился как раз на обратном пути из школы, а его родители днем всегда были на работе, поэтому послеобеденные часы Дональд, Джон и я часто проводили у Майка, непрерывно слушая Литтл Ричарда и объедаясь рыбой с картошкой.
Однако, в таких случаях мы с Джоном старались отнять у Ричарда пальму первенства. Джон очень гордился своей репутацией ведущего поклонника рок-н-ролла в Куари Бэнк и его раздражало, что Майк Хилл, а не он, первым сделал столь важное открытие. Кроме того, мы не были склонны думать, что этот истошно и сексуально орущий и озабоченный темнокожий парнишка столь же крут, как «наш» Элвис.
Но после появления «Long Tall Sally» («Долговязая тощая Салли»), сопротивление Джона рухнуло, и вскоре он начал точно так же балдеть от Чака Берри и Бадди Холли. Все остальное — школа, семья и даже его рисование и сочинительство — было стремительно вытеснено увлечением рок-н-роллом. Как он сказал много лет спустя, «это было единственным из всего происходившего, что могло дойти до меня, когда мне было пятнадцать. НАСТОЯЩИМ был только рок-н-ролл, все остальное было ненастоящим.»
Удивительно, но эта же одержимость увела Джона от танцев, которые были неразрывно связаны с рок-н-ролльной музыкой. Хотя он и обладал хорошим чувством музыкального ритма, которое продемонстрировал в дальнейшем, он, наверное, был самым плохим танцором в мире. За все годы нашей дружбы, Джон едва ли танцевал в моем присутствии больше 5–6 раз, и то это было либо в виде гротескной пародии, либо в случаях, когда он был совершенно пьян.
Одержимость Джона вскоре стала всеобъемлющим образом жизни — рок-н-ролльное сотрясение молодежи нашло выражение в двух чисто британских явлениях: помешательство на музыке «скиффл», о котором мы сейчас поговорим, и появлением армии «тедди-боев», которые буквально прорезали себе дорогу к национальному статусу, кромсая в клочья сиденья кинотеатров во время демонстрации фильма «Blackboard Jungle» (Джунгли школьных досок»), заглавной темой которого была песня Билла Хейли «Rock Around The Clock». Между прочим, Джон был глубоко разочарован тем, что когда мы пошли смотреть этот фильм, там не было не одного теда с ножом.
Появление этих своеобразных уличных банд требовало непременного посвящения в их «моду». В самом деле, тедди-бои, получившие свое прозвище за квази-эдвардовскую экипировку (В обладающей классовым сознанием Британии, одним из наиболее антиобщественных аспектов тедди-боев была манера поведения, в которой эти хулиганы пролетарского происхождения пародировали одежду предыдущего поколения аристократии — нечто похожее на использование «модами» британского флага — Union Jack — в качестве лейтмотива их моды десятью годами позже. [Тедди — уменьшит. от имени Эдвард, Теодор]), представляли собой беспрецедентное отклонение в смысле моды, границы которой раньше определялись такими нюансами, как число пуговиц на костюме или же шириной его лацканов. Своими длинными куртками из черного и синего вельвета, техасскими галстуками-шнурками, брюками «дудочки», аляповатыми носками и замшевыми туфлями на толстой подошве, теды одним махом перечеркнули всю условность и монотонность цветов одеяний «респектабельных» людей.
Движение «тедди-боев», охватившее главным образом ребят 16–20 лет, способных удовлетворять свои потребности в одежде собственными заработанными деньгами, несомненно, ознаменовало первый в Британии чисто молодежный бум в моде. До его возникновения мы и не помышляли оспаривать неотъемлемое право родителей определять выбор нашей одежды. Как неустанно твердила моя мать, «то, что идет твоему отцу, пойдет и тебе». Но несмотря на все наше восхищение и восторженность, с которой мы восприняли этих щеголеватых, с прической «под Элвиса», тедди-боев, (само название которых было синонимом детской преступности), нас с Джоном по-прежнему сдерживал тот факт, что финансирование нашего гардероба осуществляли тетя Мими и мои родители, которые к вельветовым курткам, брюкам «дудочки» и оранжевым носкам относились в высшей мере скептически.
Как-то у нас с отцом завязались бурные дебаты относительно моего решения купить брюки с полуокружностью бедер 40 сантиметров, в то время как стандартом все еще считались 52-сантиметровые. В конце концов отец с большой неохотой дал согласие на брюки с полуокружностью бедер ровно 48. Этот случай забавен тем, что модифицированная версия «дудочек» тедди-боев была вскоре принята обществом. А когда контркультура хиппи через десяток лет ввела брюки клеш, мой отец, уже «по-современному» одетый, как и все остальные, в брюки с полубедром 43 сантиметра, скандалил из-за новых клешей точно так же, как и из-за тедовых дудочек.
Иногда нам с Джоном удавалось перехитрить родителей. Мы относили брюки к портному и он почти незаметно зауживал их. Джон был в этом смысле левым сторонником моды: тетушка Мими слишком упорно твердила ему о первостепенной важности внешнего вида и одежды. Он первым в Куари Бэнк похвастался прической «Тони Кертиса», которую венчал пышный «слоновый хобот» а-ля Элвис, а по бокам делался зачес для так называемого «утиного зада». Отчасти благодаря щедрости Джулии, Джон также первым стал носить цветастые рубашки, узкие галстуки, плащи с подкладкой в плечах и узкие черные джинсы.
