Игорь Оболенский - Четыре подруги эпохи. Мемуары на фоне столетия
Вишневская, кажется, успела сделать в этой жизни все: и семью создать, и дочерей воспитать, и оперу поставить, и даже в кино сыграть — исполнила главную роль у Александра Сокурова. Знаменитый режиссер специально для Вишневской, с которой познакомился на съемках документального фильма о ней, написал сценарий.
— Когда он позвонил и предложил сниматься, удивлению моему не было границ. А когда прочла сценарий, то и вовсе не знала, что думать. В основе фильма судьба пожилой женщины, которая едет в Чечню к проходящему там службу внуку-офицеру.
Я, разумеется, отказалась. Сниматься в кино для меня совершенно незнакомое занятие. Так и сказала Сокурову. Но он настаивал. Сказал, что специально все затеял, чтобы меня снимать. Я подумала — талантливый, знаменитый режиссер, плохо точно не сделает. Дай попробую. И согласилась.
— Съемки были в Чечне. Страшно не было?
— Нет, абсолютно. Не забывайте, что я пережила Великую Отечественную в Ленинграде. Чего я могу бояться? Вида разрушенных домов, зияющих глазницами пустых окон? Я все это уже видела в Гатчине, Ораниенбауме, Петергофе, Красном Селе.
Галина Павловна вообще видела немало. Но подводить итоги не собиралась. На просьбу пригласить в день своего столетия на чашечку чая отвечала согласием. Лишь уточняла: «Вы какое варенье любите?»
— Как вам удалось победить страх перед быстротечностью времени? Или у вас вообще такого страха не было?
— Не было. Хотя время не просто быстро идет — оно летит. Мне исполнилось 80 лет, но для меня годы — это анекдот. Никогда не подсчитываю, сколько мне лет и на сколько я выгляжу. Единственное, из-за чего расстраиваюсь — это когда чуть поправляюсь. А думать о времени, о том, что оно уходит… Несчастные люди, кого это заботит.
— Вы всегда поступали только так, как считали нужным?
— Я никогда специально об этом не задумывалась. Просто делала свое дело. Передо мной не стояло цели через что-то перешагнуть, чтобы добиться роли. Я пришла в Большой в 25 лет. До этого моталась по маленьким деревням и городишкам, жила в каких-то клоповниках, ела в жутких столовых. Прошла через все.
А в Большом мой путь с первого шага на сцене был устлан розами. Я стала любимой певицей главного режиссера и главного дирижера. Что хочет Галина Павловна, то и будет.
— И как вы это воспринимали?
— Как должное. Как результат моей работы. В 29 лет я уже была примадонной Большого театра. Примадонна — это не когда ты сидишь и делаешь то, что хочет твоя левая нога. Это профессия.
— При этом, насколько я знаю, безумства молодости вам были не чужды. Это правда, что Ростропович к вам в Праге через забор лазил?
— А что было делать? Молодые были, мне 29 лет, и у нас как раз начинался роман. Я ведь и сама лазила. Незадолго до отъезда за границу (дело было на даче в Жуковке). Как-то так получилось, что у нас нечего было есть: в холодильнике пусто и домработницы нет. Дети говорят: «Мать, пойдем в поселок Совмина (Совета Министров. — Прим. И.О.), там чего-нибудь купим». А чтобы попасть в этот поселок, где находился магазин, требовалось на проходной предъявить пропуск, которого у нас не было.
Зато мы знали секретный ход — в заборе была дырка, замаскированная отодвигающейся дощечкой… Подходим, а дырка забита. Что делать?
«Мы полезем через забор», — говорят дочери. Я поначалу возмутилась: как это, народная артистка СССР через забор полезет? Еще как назло, была не в брюках, а в платье. А ну как повисну? Но делать нечего — есть-то хочется. Встала я Ольге на спину и перелезла.
Входим в магазин, тетки местные злобно на нас смотрят — видят, что не свои пришли. Мы, как мыши, тихонько встали в очередь. Купили сметаны, сосисок, уж не помню, чего еще. Обратно, правда, через проходную возвращались. Это было, кажется, в 1972 году.
— Мне почему-то кажется, что вы и сегодня полезете через забор, если надо.
— Ну а почему же нет? Конечно, полезу!
Однажды мне удалось застать Галину Павловну в превосходном настроении. Она всегда была корректна и внимательна к вопросам журналистов, но в этот день, я почувствовал, была настроена на общение. И когда все приготовленные вопросы были заданы, я не смог удержаться от искушения просто, что называется, поболтать с Вишневской.
Накануне встречи я побывал в гостях у внучки знаменитой оперной певицы Веры Давыдовой, певшей в Большом в тридцатых-сороковых. После выхода на пенсию и смерти Сталина за границей увидела свет книга ее якобы мемуаров, из которой следовало, что Давыдова была любовницей Сталина. Не спросить отношение Галины Павловны к подобным разговорам — а в Большом не только Давыдову записывали в любовницы вождя — я не мог.
— Все это чушь! Не было у Сталина любовниц в нашем театре! А за книгу, которую написали от имени Давыдовой и опубликовали на Западе, ее автора надо расстрелять! Да-да, именно расстрелять! Он написал, а женщина потом всю оставшуюся жизнь была вынуждена оправдываться!
— А почему вообще возникали подобные разговоры?
— А чем заниматься в театре? Спел свой спектакль и что делать? Вот и начинали сочинять друг о друге!
— Вы в своей книге описываете эпизод, когда еще совсем начинающей певицей отказались от операции на легких. И прямо в операционной встали со стола и ушли. Вы действительно сумели предвидеть, что своими силами сумеете победить опасную болезнь?
— Да ничего я не предвидела. Просто взглянула в глаза женщине, которая лежала на соседнем столе. Сколько в них было муки и страдания! И я решила, что не стану добровольно обрекать себя на это. Слезла со стола и ушла. И правда все обошлось.
— Я так и не осмелился задать вам вопрос про Мстислава Леопольдовича.
— Я до сих пор не верю, что его нет. Даже когда приезжаю к нему на Новодевичье, то, бывает, прохожу мимо его могилы. Думаю о чем-то своем и прохожу. Потому что не осознаю, что Слава теперь на Новодевичьем.
— Галина Павловна, а можно вас попросить сделать совместную фотографию? Мы с вами столько раз встречались, и я ни разу не догадался взять с собой фотоаппарат. А сегодня взял, вот только не знаю, кого попросить сфотографировать.
— А вы сбегайте на второй этаж, там обязательно кто-нибудь будет. И возвращайтесь.
Так я и сделал. Один из сотрудников пресс-службы поднялся со мной в кабинет Вишневской (кажется, не очень веря, что Галина Павловна согласилась подождать и позировать) и сделал снимок, который сегодня напоминает мне о встречах с великой женщиной.
Больше мы с Галиной Павловной не встречались. Но как-то зимой я случайно увидел, как Вишневская выходит из своей Школы оперного искусства и садится в машину. Выглядела она, как всегда, превосходно — аккуратно уложенные волосы, черная куртка, отороченная мехом, черные брюки. Вот только, чувствовала себя, наверное, не очень хорошо и дойти до машины ей помогали. А может, просто было скользко и Галина Павловна боялась оступиться.
