Георгий Агабеков - ЧК за работой
– Салам алекум, Рахматулла-бай,- поздоровался Абдурахман, низко кланяясь. Мы также поклонились.
– Вот привел к тебе хороших купцов из Бухары,- продолжал он, сбрасывая туфли с босых ног и садясь на корточках у края ковра.
– Добро пожаловать,- ответил спокойным голосом Рахматулла, разглядывая нас.- Садитесь, гостем будете. Два чайника чаю,- командует он проходившему мальчику из чайханы. За чаем он стал расспрашивать, как мы путешествовали, что нового в Бухаре, но ни слова о нужных нам товарах. Таков обычай Востока. С делом не спешить.
Наконец, Абдурахман начал говорить о деле.
– Видишь ли, Рахматулла-бай, мои баи приехали из Бухары и привезли много товару. Еще больше товара идет за ними. Но они по моему совету хотят купить кое-что здесь для Деннау и Юрчи, куда мы, Рахматулла-бай, поедем вместе. Так вот, я привел их к тебе, ибо кто лучше тебя знает, что нужно для Деннау, где твой брат Джума-бай является аксакалом.
Долго говорили. Затем выбирали товар. Обмениваясь любезностями, стали торговаться. Спорили. Делали вид, что уходим, ибо у него дорогие цены. Клялись друг другу всеми святыми, что он продает, а мы покупаем себе в убыток. И, наконец, сторговались.
– Хай, Рахматулла-бай,- начал опять Абдурахман после того, как мы ударили по рукам,- ты сам видишь, что баи богатые купцы и хорошие люди. Они закупили у тебя столько товару, но ты знаешь, что сейчас в районе Деннау, куда мы едем, неспокойно, а люди они нездешние. Напиши своему старшему брату аксакал Джума-баю, что тебе эти люди известны и что ты посылаешь их его покровительству. С этим письмом, Рахматулла, они продадут успешно товар и вернутся к тебе за новым.
– Хорошо,- ответил Рахматулла, уже опять постоянно-невозмутимый, кидая четки.- Позови мирзу писца, я пошлю привет своему брату.
Подошел уличный писец. Сев на ковер и раскрыв журнал с ручкой и чернилами, он начал писать под диктовку Рахматуллы. Закончив писать, он прочитал писанное вслух и передал письмо Рахматулле. Тот, скинув халат, достал золотые часы на цепочке. На этой же цепочке висела его личная печать. Обмакнув печать в чернила, Рахматулла лизнул конец письма и наложил печать.
– С Богом. Иншалла, благополучно приедете и пользой будете торговать. Привет моему брату аксакалу,- сказал Рахматулла, передавая письмо и прощаясь с нами.
Раннее утро. Мы в пути на Деннау. У нас три маленьких выносливых осла. На двух сидим я и Осипов. На третьем привязан товар и изредка на этом же осле отдыхает Абдурахман, идущий пешком. Сейчас он идет с ослом, понукая его палкой.
– Абдурахман-бай, трудно сейчас жить стало. совсем нет торговли,- сказал я от скуки.
– Да,- вздохнул он,- это революция все испортила. Не будь революции, я теперь богатым человеком был бы.
– А ведь басмачи тоже против революции, почему ты не с ними? – продолжал я.
– Басмачи хотят эмира,- ответил он, оглядываясь по сторонам, точно кто-нибудь в этой пустыне мог его подслушать.- А я знаю, что такое эмир. При старом эмире наш гузарский бек силой взял мою сестру и изнасиловал. А его писарь заставил сожительствовать с ним моего младшего брата. А что сделаешь? Только скажи и голову отрубят. Нет, лучше русские. Они лучше, чем эмир. Вот теперь Энвер-паша хочет быть эмиром,- продолжал он,- его из Турции выгнали, и он пришел к нам. Они воюют, грабят, а нам житья нет. Да, все плохо,- и он злобно стал бить палкой осла, точно вымещал на нем всю злобу.
– Абдурахман-бай, а почему бы тебе не поехать в Бухару и спокойно там торговать? – не отставал я.
– А как поедешь? У меня семья, трое детей. На торговлю нужны деньги,- ответил он безнадежно.- А хорошо было бы жить в Бухаре. Я там был два раза,- мечтательно добавил он.
У меня мелькнула мысль завербовать его.
– Да, деньги большая сила, а сейчас заработать их очень трудно,- задумчиво сказал я.- А знаешь, Абдурахман-бай, что русские обещают большие деньги тому, кто найдет Энвер-пашу и сообщит властям, где он укрывается.
– Неужели? А сколько они дают? – спросил он с любопытством.
– Сто миллионов,- ответил я,- я сам читал объявление в Бухаре, когда выезжал оттуда.
– Хоп! Это очень большой капитал. Только зачем они дадут столько денег, если каждый мальчик знает, что Энвер в кишлаках у Деннау,- сказал он с сомнением.
– Ну, а если это правда, ты пошел бы на это дело? – спросил я.
– За половину, за четверть этих денег отдал бы Энвера и всех этих турок. Это они принесли войну в наши края,- с ненавистью сказал он.
– Да, тогда ты был бы очень богатый купец,- сказал я и замолчал. Я решил, что нужно дать время переварить ему эту мысль. Я перешел разговаривать с Осиновым о пустяках. Он, ухмыляясь, поддерживал разговор. Он понял мой план и одобряет его.
Вечером мы расположились отдыхать на ковре, расстеленном прямо на земле у придорожной чайханы. После жирного плова мы пили последний перед сном чай.
– А хороший ты человек, Абдурахман-бай, и я бы очень хотел, чтобы ты разбогател и стал большим купцом. Тогда бы мы вместе торговали,- начал я разговор.
– Да, было бы не плохо,- ответил он.
– Вот ты сегодня говорил, что Энвер у Деннау. А не опасно ли для нас ехать туда с товаром,- сказал я, наводя его на разговор об Энвере.
– С письмом к Джума-баю нам бояться нечего. Он большой басмач. Все продукты басмачам доставляет и может быть, к нашему приезду русские поймают Энвера и все будет кончено,- закончил он.
– А знаешь, я бы хотел, чтобы ты помог русским поймать его. Тогда бы ты получил большие деньги.
– Я бы тоже хотел. Сто миллионов большие деньги, хак? Я даже русского языка не знаю,- сказал он.
– Если хочешь, пойдем вместе в Деннау к русскому коменданту,- вмешался в разговор Осипов,- он мой хороший знакомый. Ты ему расскажешь, а я буду переводить. Он тебе, наверно, сразу даст денег.
– Хай! – сказал Абдурахман,- пойдем с тобой. Только не забудь Алексан-бай.
Мы легли спать тут же на ковре. Приехав в Деннау, я с Осиповым вместе пошли к начальнику гарнизона. Во дворе у ворот привязано несколько оседланных лошадей. В глубине двора маленькое здание. На двери на листе бумаги старательно карандашом выведено: начгар Деннау. Зашли. За простым, кухонным столом, накрытым простым солдатским сукном, сидит военный. Об этом можно догадаться по брюкам-галифэ, сапогам и шпорам, до пояса же он раздет, так как стоит сильная жара.
– Вы товарищ начальник гарнизона? – спросил я.
– Да, а в чем дело, граждане? – ответил он, глядя на нас вопросительно.
– Я – уполномоченный Реввоенсовета Туркфронта,- представился я и, достав из кармана ножик, и стал распарывать подкладку моего пиджака. Достав из подкладки мандат, напечатанный на куске шелкового полотна, подал ему.
