Александр Панцов - Дэн Сяопин
Дэна при распределении зачислили в учебную группу № 7 (всего в Университете им. Сунь Ятсена их было тринадцать, в каждой по 25–40 человек). Седьмая группа являлась особой — в нее включали студентов, считавшихся наиболее перспективными с точки зрения их дальнейшего карьерного роста как в рядах китайской компартии, так и Гоминьдана. Вместе с Дэном в ней стали учиться его друг Фу Чжун и дядя Дэн Шаошэн, а также Цзян Цзинго (псевдоним — Николай Владимирович Елизаров) — сын начальника военной школы Вампу Чан Кайши, Цюй У (Н. К. Шипов), родственник главы Гоминьдана Ван Цзинвэя и зять члена Центрального исполкома этой партии Юй Южэня, Гу Чжэндин (Люксембург), будущий член Исполкома Гоминьдана и заведующий его орготделом, Дэн Вэньи (Зацепин), будущий начальник спецслужб Гоминьдана, и Сяо Чжаньюй (Писарев), будущий глава гоминьдановского горкома в Нанкине. Эта группа неформально называлась «кружок теоретиков».
Преподавание в группе велось на русском, что, конечно, сказывалось на качестве обучения. Ведь во время лекций половина часов уходила на последующий устный перевод, причем не всегда адекватный. Но ничего другого администрация университета предложить Дэну не могла: групп с преподаванием на китайском языке не было, а в имевшуюся французскую группу Дэн не подходил: прожив во Франции пять лет, он так и не освоил язык этой страны.
Однако Дэн не унывал. По словам его дочери, у него постоянно было «радостно на душе», так как он чувствовал себя раскрепощенным124. Он упорно и с большим интересом занимался, сидя по многу часов в библиотеке, и хотя русский язык ему не давался так же, как французский, зато общественные дисциплины, в том числе история ВКП(б), история общественных форм и марксистская экономика, шли у него на «отлично». В университете было немало китайских переводов произведений Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, Бухарина. И именно им Дэн уделял первостепенное внимание.
Его приподнятому настроению способствовала и окружающая обстановка. В 1926 году в Москве, да и в СССР в целом вовсю расцветал нэп, то есть проводилась новая экономическая политика большевистской партии, направленная на развитие рыночной экономики под контролем ВКП(б). Плоды нэпа ощущались повсеместно, в том числе в университете. Экономика страны была на подъеме, рынок все более насыщался товарами государственного и частного производства. Открывались все новые магазины, рестораны, кафе. «У нас никогда не было недостатка в курах, утках, рыбе и мясе, — вспоминал один из однокашников Дэна. — …Мы получали хорошее питание три раза в день… На завтрак, например, нам давали яйца, хлеб с маслом, молоко, колбасу, чай, а иногда даже икру. Мне кажется, что и богачам вряд ли подавали где-либо более обильные завтраки… Вдобавок служащим университета так хотелось произвести на студентов благоприятное впечатление, что когда мы устали от русской пищи, они поспешили нам угодить, пригласив на службу китайского шеф-повара. С этого времени у нас появился выбор — русская или китайская кухня»125. Хорошо организован был и отдых студентов: они посещали музеи, выставки и театры. А летом 1926 года даже съездили на экскурсию в Ленинград126.
Как же такая жизнь отличалась от полуголодного существования Дэна во Франции! Преимущества нэповского социализма, который строила большевистская партия, были налицо! И их подтверждало чтение марксистско-ленинских книг и статей, а также тогдашних выступлений Сталина и Бухарина.
«Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества», — зубрил Дэн слова Маркса127.
«[П]ытаться запретить, запереть совершенно всякое развитие частного, негосударственного обмена, т. е. торговли, т. е. капитализма, неизбежное при существовании миллионов мелких производителей [— т]акая политика была бы глупостью и самоубийством той партии, которая испробовала бы ее. Глупостью, ибо эта политика экономически невозможна; самоубийством, ибо партии, пробующие подобную политику, терпят неминуемо крах», — читал он у Ленина128.
«Нэп есть особая политика пролетарского государства, рассчитанная на допущение капитализма, при наличии командных высот в руках пролетарского государства… рассчитанная на возрастание роли социалистических элементов в ущерб элементам капиталистическим, рассчитанная на победу социалистических элементов над капиталистическими элементами, рассчитанная на уничтожение классов, на постройку фундамента социалистической экономики», — вдумывался он в мысль Сталина129.
«Смысл нэпа заключается в том, что мы, используя хозяйственную инициативу крестьян, мелких производителей и даже буржуа, допуская, таким образом, частное накопление, — мы вместе с тем, в известном смысле, ставим их объективно на службу социалистической госпромышленности и всего хозяйства в целом… В общем и целом всему крестьянству, всем его слоям нужно сказать: обогащайтесь, накапливайте, развивайте свое хозяйство. Только идиоты могут говорить, что у нас всегда должна быть беднота; мы должны теперь вести такую политику, в результате которой у нас беднота исчезла бы», — учил он высказывания Бухарина130.
Немало времени у него отнимала и партийно-политическая работа. Вскоре после начала занятий на общем собрании комсомольцев Университета им. Сунь Ятсена его избрали в бюро университетской организации Комсомола Китая, а студенты-коммунисты седьмой группы выбрали его и своим парторгом131, так что он поневоле оказался втянут в острую фракционную борьбу, развернувшуюся в университете. Дело в том, что в начале 1926 года Жэнь Чжосюань выдвинул лозунг: «Собрания — на первое место, учеба — на второе; практика — на первое место, теория — на второе»132. Студентов, уделявших больше внимания учебе, нежели партсобраниям, открыто клеймили за «академизм» и «индивидуализм», а тех, кто, не досиживая до конца многочасовых митингов, уходил обедать, критиковали как «мелкого буржуа» и «эгоиста». Многие преподаватели были этим недовольны; неодобрение высказывали и работники столовой133. Наибольшее же негодование выражал сам ректор Радек, который хотя и являлся старым членом ленинской гвардии, но больше всего на свете ценил личную свободу. 18 февраля 1926 года он выступил с осуждением руководства Московского отделения КПК на общем партийном собрании университета134. После чего собственноручно набросал план работы отделения, в котором, в частности, призвал студентов — членов китайской компартии изучать марксизм-ленинизм и суньятсенизм, укреплять в себе дух взаимопомощи и перестать слепо подчиняться начальству. Он потребовал от Жэнь Чжосюаня не мешать студентам свободно мыслить и обсуждать любые проблемы, связанные с китайской революцией135.
