Майя Бессараб - Лев Ландау
Но она уже заметила, как грязны и измяты его парусиновые брюки, и, поднося руку к виску, произносит:
— Не могу. Ужасная головная боль.
В другой раз Дау приходит весь мокрый. Дверь открывает Кора.
— Идет дождь? — спрашивает она, взглянув на его пальто.
— Нет, отличная погода, — отвечает гость.
Но в следующую секунду он снимает шляпу, с полей которой, как из полного блюдца, льется вода.
— Да, кажется, действительно дождь, — удивляется Дау.
Она долго не могла привыкнуть к тому, что он так безразличен к одежде. Много лет спустя, когда они жили в столице, она заказывала ему костюмы у лучших портных, и он привык к дорогим, элегантным вещам, а в Харькове он не придавал одежде никакого значения. Но его лицо обращало на себя внимание. «Посмотри, какие огненные глаза у этого молодого человека», — услыхала однажды Кора на улице.
Вот он проходит в ее комнату, усаживается на удобную тахту, покрытую большим голубым ковром, и декламирует свои любимые стихи:
О доблестях, о подвигах, о славе,
Я забывал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Передо мной сияло на столе.
Он был в нее влюблен, был нежен и внимателен. Он смотрел на нее с таким обожанием своими лучистыми гордыми глазами, что с первого взгляда было видно, каким сильнейшим порывом охвачено все его существо, как великолепно это чувство, сколько счастья дает ему любовь. Он весь — в любви к ней, ни раньше, ни потом не было у него такой любви.
Первое время Кору поражала инфантильность профессора. Однажды он с серьезным видом заявил, что у него скрытое сероглазие: он хотел сказать, что у его отца были серые глаза. В другой раз мяукнул на каком-то скучном спектакле. Как и в семнадцать лет, брака он не признавал.
«Брак — это кооператив, он убивает любовь. А женщина, которая хочет женить на себе мужчину, занимается кооперативным шантажом».
Его холостяцкие взгляды на супружество сводились к следующим выводам: по любви женятся только глупцы, а без любви это просто безнравственно. Женитьба не способствует успехам в работе, да и вообще хорошую вещь браком не назовут.
Для убедительности Дау декламировал известные строки:
Золото купит четыре жены,
Конь же лихой не имеет цены, —
и добавлял:
— А мне даже лошадь не нужна, а жена и подавно. Я не из тех, которые женятся. Еще в университете я решил, что останусь холостяком.
Свобода превыше всего!
Он все еще твердил о священной свободе, а между тем ему уже трудно было прожить вдали от любимой несколько дней. Они виделись постоянно. Кора довольно быстро поняла, что он упрям и спорить с ним совершенно бесполезно. Она молчала о женитьбе, но ей, как и каждой женщине, хотелось иметь мужа, детей, семью. Роль вечной любовницы ее не устраивала.
Дау особенно возмутило, что ее пугает слово «любовник»:
— Но ведь оно от слова «любовь»! А слово «брак», по-твоему, конечно, очень хорошее…
Потом само собой получилось, что они стали жить вместе, и все считали их мужем и женой, и, главное, сам он так считал. Но в ЗАГС этого упрямца удалось отвести лишь за девять дней до рождения ребенка; он считал, что оформлять отношения необязательно.
Ему не удалось перевоспитать жену так, чтобы она полностью избавилась от ревности. По-видимому, такое перевоспитание вообще невозможно.
Кора была настоящая красавица. Помню, это было в Харькове, я как-то возвращалась из школы и вдруг заметила, что все на кого-то оглядываются. Это шла Кора.
Кора считала, что ее никто не любит: отец души не чаял в старшей, Вере, мать обожала младшую, Надю. Вероятно, родителям следовало бы скрывать от детей, что они кого-то из них любят больше, ибо эта вопиющая несправедливость может сделать ребенка несчастным. Кора выросла с комплексом нелюбви, и Дау довольно быстро догадался, что жена ему досталась, как он говорил, страдалица.
— Я и сама не рада, что работаю, как проклятая. У меня — состояние, а я живу, как нищенка, а у тебя — ничего нет, а ты живешь, как принцесса, — услышала я однажды горестное признание.
— Курс доллара упал, — как-то огорчилась Кора, просматривая газету.
— Не доллара, а доллара. Ты неправильно произносишь, — заметила я.
— Зато они у меня есть.
Я очень любила бабушку, но мне захотелось во всем этом разобраться, и я рассказала ей о жалобах Коры. Бабушка возразила:
— А того не помнит, что когда в Георгиевске вошли в моду балетки, я только ей их и купила. Правда, она три дня не пила, не ела, настаивая на покупке; мне это было очень трудно, на эти деньги можно было полмесяца кормить семью.
Однажды Кора рассказала старшей сестре все, как на духу:
— Я знаю, меня многие осуждают, что я не ушла от мужа, когда у него появилась любовница. Но ведь они не знают, что у нас необычный брак. Дау еще до встречи со мной решил, что никогда не женится. А он от своих решений не отступал ни разу в жизни. Я умоляла его, я по две недели не виделась с ним — это была каменная гора. Ничего нельзя было сделать. И только когда я поклялась, что ни в чем не буду стеснять его свободы, что он может продолжать считать себя холостяком, что я не только не буду его ни к кому ревновать, но даже виду не подам, что мне неприятно видеть его девушку, если она у него появится, только после всех этих заверений он согласился, чтобы я к нему переехала. Я переоценила свои силы. Прошло десять лет, и за эти годы все изменилось. Никогда не забуду, какое у него было лицо после первой сцены ревности, которую я ему закатила. «Вот ты какая», — проговорил он и вышел. А наутро, когда я плакала и умоляла его простить меня, он покачал головой: «Ты меня предала, продала и нож в спину воткнула. Я тебе больше не верю. Ты обманным путем вовлекла меня в этот пошлый кооператив».
Это он так называл супружество и еще добавлял, что хорошую вещь браком не назовут. Дау ни в чем нельзя винить. И у меня такое чувство, что я обманула ребенка. Я даю себе слово, что никаких сцен больше не будет, проходит неделя, и я опять срываюсь. Иногда мне кажется, что в один прекрасный день он возьмет и уйдет.
— Если ты не прекратишь скандалов, он так и сделает. Ни один мужчина не вынесет этого. Ты все так отчетливо видишь, а изменить своего поведения не можешь…
— Не могу, Верочка. Но я знаю, что это я во всем виновата. Тогда, в самом начале, он поверил, будто я начисто лишена ревности. Он говорит, что жестоко за это поплатился. Скоро он возненавидит меня. И это после такой любви…
В глубине души Дау понимал, что в чем-то не прав. Насколько глубоко вошли в его душу противоречивые мысли и как его мучили сомнения, можно судить по следующему факту. Много лет спустя, попав в тяжелейшую автомобильную катастрофу и пролежав без сознания полтора месяца, Дау, придя в себя, спросил у жены:
