Родион Малиновский - Солдаты России
— Вера Федоровна, посидите, пожалуйста, за меня в кассе.
Ванюша всегда звал ее по имени и отчеству, очень уважал и относился, как к матери.
Был еще младший приказчик Саша, или Александр Михайлович Савочкин, молодой человек лет двадцати пяти, разбитной красивый парень. Жил он одиноко, больше снимал углы, чем комнаты, но что-то часто их менял, стараясь попасть к доброй одинокой хозяйке. Саша хорошо относился к Ванюше, называл его Мухобоем (в обязанность Ванюши действительно входило бить мух в магазине), иногда давал ему подзатыльника, уча уму-разуму. Получал младший приказчик двадцать пять рублей в месяц.
К девяти часам утра, когда магазин официально открывался и железная штора над дверью поднималась полностью, Ванюша должен был помимо всего прочего сбегать в трактир за кипятком и в булочную напротив за французскими булками, заварить и приготовить чай. Хозяин и приказчики выпивали по стакану с несколькими кусочками булки и двумя кусочками сахара, причем все это подавал им Ванюша. После всех разрешалось и ему выпить стакан чая с кусочком-двумя булочки. Ванюша наловчился так тонко резать френзоли на кусочки, что у него всегда оставалась добрая четверть булки лично для себя.
Так начинался у Ванюши рабочий день.
Время пролетало незаметно. Не успеешь повернуться — час дня, то есть обеденный перерыв. Обедать ходили по очереди: сначала дядя Степа и Вера Федоровна, а потом — Саша и Ванюша; Саша ходил в дешевую студенческую столовую, где за четвертак можно было получить хороший обед из двух блюд со стаканом чая. Ванюша такой роскоши, конечно, не мог себе позволить и бегал на базар, в харчевню, запрятавшуюся в сыром, темном подвале. Там обед с хлебом стоил пятнадцать копеек, но и это было для Ванюши дороговато. Поэтому он обычно брал только первое — суп или борщ с требухой — за шесть копеек и на копейку хлеба. Ванюша сыпал в пиалу (первое в харчевне подавалось обычно в больших пиалах) побольше соли и перца, съедал все до последней капли и покидал подвал с полным животом, а стало быть, в хорошем расположении Духа.
Хозяину обычно приносили обед в магазин от Сидоровых, где он занимал две комнаты на всем готовом, в семье своей сестры. Платил Михаил Петрович сестре тридцать — сорок рублей в месяц. В понятии Ванюши это были огромные деньги. Но еще более поражало его богатство самого Сидорова, мужа сестры купца. Мало того, что Сидоров имел свой дом, в котором жил сам и сдавал квартир двенадцать внаймы, он еще служил в оптовом магазине фирмы «Савва Морозов и сын» главным бухгалтером и, как рассказывали, получал чуть ли не двести рублей в месяц! Эта цифра казалась Ванюше просто фантастической.
Жили Сидоровы на широкую ногу. Тянулся за ними и Михаил Петрович (как-никак, а купец второй гильдии), но пороху, как видно, не хватало, и он всегда был в долгах.
Так вот, обед хозяину приносили в магазин. В обязанность Ванюши входило накрыть стол в задней комнате, а когда Михаил Петрович откушает, убрать посуду. Ну, разумеется, доесть то, что останется от хозяина. А Михаил Петрович иногда оставлял для Ванюши в судках почти пол-обеда и перед уходом говорил, поковыривая во рту зубочисткой:
— Ешь, Мухобой, да помни мою доброту.
Так бывало, когда у хозяина было хорошее настроение.
Затем Ванюша наводил чистоту за кулисами — там и товар хранился упакованным в ящиках и весь Ванюшин инвентарь содержался: щетки, суконки для натирки полов, опилки и кокс в ящиках, немного дров и щепок, деревянное масло для лампады, бачок с кипяченой водой, тряпки. Здесь же были буфет с посудой и салфетками, вешалка для верхней одежды хозяина и приказчиков, умывальник и ведро для помоев. За кулисами всегда стоял запах пыли и ваксы, к которому прибавлялся еще запах съестного...
Кстати, пройти сюда можно было только через магазин. Но хозяин отнюдь не собирался переделывать помещение. Ведь все, что проносилось за кулисы и обратно, было у него перед глазами, контроль осуществлялся незаметно и легко.
В пять часов вечера Ванюша опять готовил чай, называвшийся вечерним, бегал в трактир, платил копейку и брал из куба большой чайник кипятку. Сколько там, на кухне, было соблазнов! На плите, на широкой жаровне, румянились разложенные по рядам обжаренные котлеты, много котлет — штук сто, а дальше стояли большие кастрюли: с картофелем, с макаронами, с гречневой кашей, с мясом, о соусами, борщом и дежурными щами. Сюда приходил «шестерка» — половой, в красной или розовой рубашке при белом переднике, с полотенцем у пояса или на руке, — и требовал:
— Порцию пожарских с макаронами!
Повар тут же бросал на тарелку пару котлет, ложку макарон, поливал все это соусом, а иногда и покрывал щепоткой зелени. «Шестерка» мчался обратно, ловко перебрасывая тарелку из одной руки в другую.
Когда народу в трактире было мало, заводной орган в зале молчал, а повар подремывал. Ванюша, набирая кипяток, ухитрялся опустить себе в карман одну или две котлетки и быстро уходил с чайником.
Вечерний чай в магазине подавался больше пустой — только с сахаром, иногда лишь по кружочку дешевого печенья добавлялось на блюдце.
К вечеру Ванюше надо было вынести ведро с мусором и еще ведро с помоями. Ведра были с крышками, поэтому, проходя мимо хозяина, приходилось приподнимать крышку и показывать, что несешь. Убедившись, что из магазина товаров не выносят, хозяин слегка кивал головой: тащи, мол. Уже позднее, когда Михаил Петрович вполне удостоверился в честности Ванюши, он иной раз давал знак рукой: неси, не открывая крышки.
К моменту, когда магазин закрывался, нужно было погасить лампадку, настроить мышеловки, потушить газ, закрыть его на счетчике, взять крюк, опустить шторы над витринами, закрыть их на замки, приспустить штору над дверьми — это означало для покупателей, что магазин закрыт. Уходили приказчики, выходил хозяин. Ванюша запирал нижний замок у дверной железной шторы, отдавал ключи Михаилу Петровичу, и все расходились. До Старопортофранковской улицы обычно шли вместе — Вера Федоровна, Саша и Ванюша, — а там расставались, и каждый направлялся по своему маршруту.
Ванюша быстро шагал по Старопортофранковской до толчка — это километра два с гаком, потом через толчок и по всей Госпитальной аж в другой конец — еще километра два. Обычно Ванюша добирался домой к тете Елене часам к одиннадцати вечера, хотя магазин закрывался в девять. Дома он получал тарелку борща и чего-нибудь еще, нехотя ужинал — сказывалась усталость — и ложился на сундуке в коридоре спать. Спал крепко. Подчас даже не слышал, как приходил поздно ночью дядя Миша и начинал семейное побоище. Иногда просыпался и прислушивался к плачу тети Елены, Вадима, Шуры, к грохоту падающих на пол горшков с едой и тарелок. Иной раз прибегали Вадим и Шура и с перепуганными глазами будили Ванюшу:
