Тамара Черемнова - Трава, пробившая асфальт
Ближайший населенный пункт от нашего детдома — мордовский поселок. Как мордовцы попали в Кузбасс — не знаю. Может, сослали в сталинские времена, а может, приехали добровольно по призыву на работу. Поселок существовал давно, и несколько человек оттуда работали в нашем детдоме. И, несмотря на ночь, они сразу, как увидели пламя и услышали крики, прибежали к нам. А зарево пожара было далеко видно. Вскоре приехали две пожарные машины, а потом запросили третью.
В восемь часов утра нас загнали и затащили в клубную комнату административного корпуса. В это время спешно убирали из соседних комнат бухгалтерию и освобождали кабинет директора, чтобы разместить детей. Со склада принесли матрасы, раскидали по полу, и мы, испереживавшиеся и обессиленные, повалились на них.
Но я так и не смогла заснуть, закрывала глаза и тут же вскакивала, все казалось, что у меня тлеет угол матраса. В очередной раз подпрыгнув, я открыла глаза. Передо мной стояла воспитательница.
— Тома, ты чего не спишь? — спросила она.
— У меня матрас горит, — пожаловалась я.
— Где? — испугалась воспитательница. Внимательно осмотрев матрас, она догадалась, что меня мучают кошмары из-за потрясения. — Спи, у тебя нигде ничего не горит, — успокоила она и ушла.
А я долго лежала с открытыми глазами, и вот тут-то вспомнила Санькины пророческие слова. В окнах плясали отблески пожара, шумели пожарные машины, а я лежала и думала над Санькиными словами. Ведь он же точно показал на окно в туалете! Откуда он узнал про пожар? Если бы он был ясновидящим, то бы мог и другие вещи предсказать, однако ничего подобного ни разу не выявил. Вероятнее всего, пацанов кто-то подбивал на поджог. В то время директора в детдоме уже не было, должность по очереди занимали какие-то два мужика, которых выгнали. Причем последнего за полмесяца до этого пожара. Место директора временно замещал завхоз, и со дня на день должен был приехать новый директор.
Но как я ни напрягала свои детские мозги, ни до чего не додумалась.
Утром разбудили голоса. Я открыла глаза и увидела, что ребятня облепила окно, выходившее в сторону пожара, и что-то бурно обсуждала. Нам, колясочникам, принесли завтрак, а ходячих повели в столовую, которую на скорую руку устроили через комнату от нас. Есть я не могла, только выпила чай. Через несколько минут стали возвращаться из столовой девчонки. Я попросила одну из них, Валю, поднять меня, чтоб посмотреть в окно. Перед моими глазами предстал пылающий барак, из окон валил черный дым. Перед ним стояли пожарные машины, «скорая помощь», а на земле возле дороги лежало что-то закрытое белыми простынями. Я спросила:
— А что это такое под простынями?
— Это сгоревшие пацаны, — возбужденно ответила Валя, крепко держа меня.
— Кто? — я застыла от ужаса.
— Вадим, который сабли делал из палок и золотинок от конфет. И еще другие… — В Валиных глазах были слезы. — В той палате все пацаны сгорели.
— Но я же видела Вовку и Витьку из ихней палаты. И Вадик вроде бы был с ними… — сказала я неуверенно. Вчера на поляне я точно видела, как Вовка радостно плясал на траве и орал: «Ура, мама, пожар!» Валя в ответ пожала плечами. Да и откуда она могла знать наверняка, кто погиб, а кто уцелел.
Вадим, Вадик — новенький, его совсем недавно привезли. Этот мальчик не был похож ни на кого из наших, на вид совершенно здоровый, руки-ноги нормальные и говорил чисто, только больше молчал. Почему его сдали в детдом, да еще специализированный? Мы знали, что у него не было матери. И, видимо, мачеха постаралась избавиться от пасынка, отправить его куда подальше. И получилось, что отправила далеко-далеко — туда, откуда не возвращаются…
После завтрака со склада стали приносить новые койки, и я старалась никому не мешать и не надоедала вопросами. Но когда новые спальни уже оборудовали, выбрала момент и рассказала воспитательнице Нине Павловне Камаевой про Санькины предсказания.
— Не болтай, что попало, иначе отправим в «слабый » корпус, — прошипела Нина Павловна.
На третьи сутки после пожара все еще чадившие бревна от сгоревшего корпуса раскатали бульдозером, чтобы не тлели. Как только пожарные уехали, ребята помчались на пепелище и притащили оттуда мою обгоревшую коляску.
Через неделю прибыла бригада строителей, и началось строительство нового здания для нас. А Саньку, продолжавшего болтать лишнее про пожар, в спешном порядке отправили во взрослый мужской психоневрологический интернат в Чугунаше. Так что можно было не бояться откровений Саньки с другого конца Кемеровской области.
Сгоревших пацанов было шестеро, все из одной палаты. Оттуда спаслись только самые старшие и крепкие — Вовка и Витька. Был в той палате мальчик, который, невзирая на запрет, курил. На него все и свалили. Только как-то не вяжется — курящий пацан поджег в туалете окно и преспокойно отправился спать, чтобы погибнуть в огне?
В отчете следственной группы написали, что пожар произошел из-за неосторожного обращения с папиросой невменяемого подростка. Дело быстренько замяли, а нянечек оправдали тем, что их было в ту ночь всего лишь двое на весь детдом и невозможно вдвоем спасти всех детей. А потом — нигде и никогда — ни гу-гу про тот пожар. Будто не детдом сгорел, а бесхозный шалаш и будто в пламени погибли не шестеро детей, а ничейный инвентарь.
Что касается няни Лившиной, намеренно оставившей меня на верную гибель в огне, то в ее понимании я была бесполезным балластом — не работала, не мыла полы, да еще сама нуждалась в уходе. Зачем меня спасать?
Всплыл в памяти еще один рвущий душу эпизод. Однажды мы сидели в игровой. Воспитательницы не было, только Лившина. В какой-то момент, слушая детские смешилки, я громче всех засмеялась. И тогда Лившина сразила меня фразой:
— Вот Черемнова вырастет, и ее отправят в Кедровку, и будет она там жить до самой своей смерти!
В Кедровке находился психоневрологический интернат, все знали, что это гиблое место. Прибитая безрадостной перспективой, я надолго замолчала. А в голове стучал один-единственный вопрос: неужели моя мама Екатерина Ивановна допустит, чтобы меня навеки отправили в Кедровку как безнадежную?
После пожара
Мы понемногу отошли от потрясения, связанного с пожаром и гибелью мальчиков, жизнь потекла своим чередом. Утром няни вставали и открывали двери, чтобы проветрить помещение. Духота, большая скученность в небольшом помещении, это можно понять. Но когда ты спишь под простыней вместо одеяла, которых на складе не оказалось в запасе, то стучишь зубами от холода. А уж когда распахивают двери и врывается сквозняк из коридора… Эти ощущения останутся на всю жизнь, дрожь и унижение пробирают при одном воспоминании.
