Тайный дневник врача Гитлера - Ирвинг Дэвид
Как и планировалось, Гитлер вернулся 1 ноября 1942 года на зимние квартиры в Растенбург. Грейнер счёл это неприятным и написал 4 недели спустя: “Здесь, в этом грязно-зелёном, мрачном, безвоздушном лесном лагере, ужасно. Он постоянно окутан туманом, тут исключительно отвратительная столовая, которая не может соперничать даже с самым уродливым деревенским пабом. Тут отвратительные бункеры и бараки, в которых либо жарко, либо холодно. Что ещё хуже, существуют бесконечные расхождения во мнениях”.
7 ноября Гитлер выехал из Растенбурга на специальном поезде в Мюнхен, а оттуда в Берхтесгаден. “Пошёл снег, – записал в дневнике стенограф Карл Тет, – и через несколько дней всё превратилось в самый завораживающий пейзаж”. На Гитлера снег не произвёл никакого впечатления.
21 ноября советское наступление прорвало Сталинградский фронт. Встревоженный Гитлер на следующий день приказал немедленно возвращаться в Растенбург. К его прибытию, в ночь с 24 на 25 ноября, 6-ую армию окружили и отрезали от мира.
Какое-то время Сталинград вызывал меньше беспокойства, чем Африка, прокомментирует Грейнер в одном письме. Штаб был уверен, что ситуацию под Сталинградом можно исправить. Настоящий кризис наметился, когда британская 8-ая армия прорвалась через минные поля Роммеля в Эль-Аламейне.
К Гитлеру вернулись эпигастральные расстройства, что, безусловно, было результатом его растущего разочарования. 9 декабря Грейнер отметил в дневнике: “Фюрер высказывает резкую критику военно-морского флота – он считает наши линкоры бесполезными. Фюрер хочет надолго вернуться в Бергхоф, чтобы прочистить голову для новых решений”. Но генерал Курт Цайтцлер, преемник Гальдера, убедил Гитлера остаться в Растенбурге. В "Волчьем логове" тянулись недели, холодные, промозглые и липкие, в то время как переезд на юг откладывался со дня на день.
23 ноября Морелль отметил после обычных инъекций, что Гитлер почти не спал из-за “огромной ответственности и переутомления”. Записи показывают, что Морелль продолжал делать Гитлеру уколы и давать лекарства, включая различные слабительные; 14 декабря Гитлер был “глубоко обеспокоен ситуацией”, 15 декабря он принял снотворные таблетки с барбитуратами (“плохо спал... из-за военной ситуации”), а позже в тот же день был “в плохом настроении из-за положения на фронте”.
Лучше не стало.
17 декабря 1942 года
Вечером фюрер вызвал меня и спросил о кардиазоле. Он сказал, что Геринг сказал ему, что принимает таблетку кардиазола всякий раз, когда чувствует слабость или головокружение. Я не советовал этого делать, потому что у Геринга было низкое кровяное давление, а фюрер страдает от высокого давления, когда выходит из себя. Таким образом, если он примет таблетку кардиазола при повышенном давлении, у него лопнет какой-нибудь кровеносный сосуд.
Затем фюрер попросил меня немедленно сообщать ему, если дела будут идти действительно плохо, поскольку ему предстоит принять несколько жизненно важных решений насчёт Германии.
Всё, что у него есть сейчас, – это одна забота за другой и полное отсутствие свободного времени.
Он говорит, что живёт только ради Отечества, ради Германии. Насколько ему известно, от смерти нет лекарства. Но если он когда-нибудь смертельно заболеет, я должен сказать ему.
Поскольку мы говорили о том, что всегда должны быть откровенны относительно его состояния, я сообщил ему о наличии коронарного склероза. Я сказал:
– Вот почему я уже некоторое время даю вам йод.
Последующие электрокардиограммы подтвердили мои подозрения, сказал я. У многих людей это обызвествление происходит несколько раньше, в результате интенсивной тяжелой работы, но обычно начинается примерно в возрасте 45 лет.
– Поскольку кровеносные сосуды коронарной артерии сужаются, – добавил я, – у вас могут возникнуть приступы стенокардии. Вводя глюкозу, я делаю всё, что в моих силах, чтобы укрепить ваше сердце, а также обезводить организм.
В оставшиеся дни 1942 года Морелль регулярно осматривал Гитлера, регулярно отмечая увеличение приёма лекарств и уколов, которые часто включали успокоительные.
Положение на Сталинградском фронте было критическим.
К 28 декабря столбик термометра возле бункера Гитлера опустился до -10°C.
Той ночью он впервые в жизни решил отступить перед натиском врага и уступить ценную территорию. Он приказал группам армий "А" и "D" отступить.
Тем не менее он по-прежнему надеялся спасти 6-ую армию в Сталинграде. Люфтваффе начали круглосуточно доставлять по воздуху припасы для 250 тысяч осаждённых солдат.
Вторая электрокардиограмма
Изнурительная борьба за Сталинград продолжалась до конца января 1943 года. 22 января генерал Курт Цайтцлер спросил, не лучше ли генералу Фридриху Паулюсу с честью сдаться. Гитлер не согласился. Паулюс, повышенный им до фельдмаршала, передал Гитлеру по радио последнее послание: “Да здравствует Германия”, – и капитулировал с остатками своей разгромленной 6-ой армии. Генеральный штаб призвал к эвакуации из Донбасса, но министр вооружений Альберт Шпеер появился в ставке 4 февраля и выразил протест. Гитлер согласился – оставление Донбасса сделало бы невозможным продолжение войны. 17 февраля Гитлер прилетел в штаб Манштейна в Запорожье, чтобы найти вдохновение для предстоящих сражений. Обрывочные заметки Морелля на карточках описывают состояние здоровья Гитлера в течение этих недель:
3 января 1943 года
Днём артериальное давление 152/110.
К вечеру головная боль после утомительных переговоров (со Шпеером и другими).
4 января 1943 года
Уколы, как и раньше. 4-5 января долгие совещания со Шпеером, болгарами и т.д.
Морелль начал каждые 2-3 дня делать Гитлеру двойные уколы глюкозы, отмеченные в его записях только как “обычные уколы” или просто большой "X".
31 января 1943 года
Ночные боли в животе и сильный метеоризм после употребления зелёных бобов. Двойной укол глюкозы.
Несмотря на проблемы, диктатор находил время позаботиться о маленькой группе стенографистов, бесконечно строчащих за его столом для совещаний: Тете, Рейнице, Дорре, Хаагене и остальных. 4 февраля Тет записал в стенографическом дневнике: “Когда мы ненадолго остались наедине с фюрером, он обратился к нам. В комнате было очень холодно, и в своей любезной манере он сказал, что мы, вероятно, замерзаем, и он собирается разжечь для нас электрический камин, чтобы согреть наши места за столом. Он сказал, что сам не выносит жары, когда склоняется над столом с картами, потому что у него болит голова. Когда доктор Рейниц прокомментировал: “Если уж солдаты снаружи терпят холод, снег и гололёд, то и мы как-нибудь справимся", – фюрер заговори о фронте так, как мы не слышали раньше".
Нервное напряжение этих гражданских служащих было огромным. Каково же было психическое напряжение у Гитлера? Но он продолжал сражаться с помощью Морелля и его иглы для подкожных инъекций. 17 февраля, как мы видели, он поехал в Запорожье на встречу с Манштейном, затем в свою старую штаб-квартиру в Виннице. В "Вервольфе", который был спроектирован только для летнего использования, было ужасно холодно. Тет записал 20 февраля: “Полуденное военное совещание было коротким – всего 57 минут, – но холодным. Должно быть, фюрер заметил, что мы дрожим, потому что после этого заговорил с нами. Я сказал, что когда долго сидишь неподвижно, то действительно мёрзнешь”. Гитлер пообещал установить обогреватель.
К следующему полудню появилась небольшая изразцовая печь.
