Макс Шур - Зигмунд Фрейд. Жизнь и смерть
Начало самоанализа
В то время душевные конфликты Фрейда были еще далеки от своего разрешения. Ему только предстояло исследовать через самоанализ значимость впечатлений раннего детства, эдипов комплекс, множество сторон своего чувства вины и т. д. Выражали себя эти конфликты через боязнь путешествий, тревогу, которую Фрейд ощущал в связи с неуклонным старением, и особенно через предрассудок, заставлявший его постоянно думать о якобы предопределенной продолжительности собственной жизни.
Фрейд стоял на пороге важнейших открытий. Творческий поиск, начатый им с обращения к новому методу лечения истерии, постепенно привел к пониманию того, что он прикоснулся к одной из величайших загадок бытия. И чем ближе он подходил к ее разрешению, тем все более сложные препятствия вставали у него на пути. Продвижение вперед было мучительно медленным, сопровождалось ошибками и просчетами. В своих изысканиях Фрейд зависел от информации, которую удавалось получить при анализе своих пациентов. Но он был вынужден признать, что нечто внутри его самого не позволит ему прийти к искомому решению теми методами, которыми он овладел в лаборатории. Из переписки с Флиссом мы узнаем, что к систематическому самоанализу Фрейд не приступал вплоть до 1897 г.
Нам следует учитывать, что потребности начать самоанализ у Фрейда появились прежде, чем он его действительно начал. Мотивов было много. Фрейд стал понимать, что и он сам не свободен от невротических симптомов, или «истерий», как он называл их в переписке с Флиссом. Все отчетливее он осознавал тот факт, что определенные явления, которые он наблюдал у своих пациентов, могли быть лишь искаженным и гиперболизированным продолжением универсальных закономерностей функционирования человеческой психики. Было ли для человека, обладавшего основательностью Фрейда, что-либо более естественное, чем попытка отыскать внутри себя ответ на вопрос об обоснованности и применимости своих гипотез о функционировании человеческой психики к другим людям, не входившим в круг его пациентов? Разумеется, он обратился к такому универсальному явлению, как сновидения. Пациенты стали пересказывать Фрейду свои сны, а он обнаружил, что они вполне могут поддаваться разумной интерпретации. Соответственно, Фрейду теперь было логично обратиться к изучению снов собственных.
Были к тому же и дополнительные мотивы. В процессе постоянных, напряженных раздумий над проявлениями проблем своих пациентов Фрейд обнаружил, что всякий раз когда он думал, что нашел ключ к осознанию логики их симптомов, то неизменно должен был признать, что какой-то аспект этой проблемы всегда остается недоступным для понимания. Из его писем к Флиссу, в особенности из приложенных к ним черновиков с теоретическими набросками, выясняется, что он постоянно изменял свои формулировки, по мере того как осознавал необходимость искать «травматические» впечатления пациентов на все более и более ранних ступенях их развития. Постепенно он оценил силу механизмов вытеснения и сопротивления. Это произошло задолго до того, как Фрейд предложил эти термины. Все яснее для него становилось, что, возможно, и он сам подвержен влиянию таких же механизмов.
Вернемся теперь к вопросу интереса Фрейда к снам. Нам известна дата появления сна об инъекции Ирме – образцово-показательного для психоанализа сна (24 июля 1895 г.), о котором позже Фрейд писал Флиссу 12 июня 1900 г.: «Можешь ли ты себе представить, что однажды в этом доме появится мраморная табличка, на которой будет написано: «Здесь 24 июля 1895 г. доктором Зигм. Фрейдом была разгадана тайна сновидений»?» Это толкование, возможно, было его первым систематическим анализом сновидения, в том смысле, что он впервые привел ассоциативные связи к каждому элементу сна, тщательно их сопоставил и таким образом исследовал характер функционирования так называемых механизмов снотворчества, как он назвал их позже. Однако этому должна была предшествовать длительная серия из анализов собственных снов Фрейда и снов его пациентов. В письме к Флиссу от 4 марта 1895 г. (более чем за три с половиной месяца до сна об инъекции Ирме) Фрейд упомянул о сне Руди Кауфмана[76], молодого врача, который не любил просыпаться слишком рано. Ему снился «галлюцинаторный» сон, в котором он видел себя находящимся в госпитале. Это письмо указывает не только на то, что к тому времени Фрейд стал задумываться о функции сна, нацеленной на воображаемое исполнение желаний, но также и на то, что его друзья и коллеги уже знали о его интересе к снам и собирали их для него.
Я полагаю, что по аналогии с постепенным развитием анализа сновидений, который в конечном итоге привел к разработке специальной методики, систематический самоанализ Фрейда также прошел даже через еще более долгую подготовительную стадию. Весьма важно то, что существенную роль при этом сыграл анализ Фрейдом собственных сновидений. Я также исхожу из предположения, что в некоторых своих аспектах эта предварительная стадия началась еще в 1893 г.
Мы справедливо рассматриваем самоанализ Фрейда как беспрецедентный и непревзойденный подвиг. Для тех, кто не имеет представления о том, какие трудности возникают перед всяким, кто осмелится пойти по такому пути, необходимо представить некоторые пояснения. (Следует напомнить, что такой анализ осуществляется под контролем эксперта, который сам прежде обязан пройти через сходную процедуру в процессе тренировочного анализа.) Препятствия возникают в форме сопротивления попыткам вскрыть те многочисленные конфликты, через которые всем нам пришлось пройти в годы своего формирования. Крайне тяжело восстанавливать болезненные воспоминания прошлого; признавать то, что все мы скрываем в душе мысли и желания, которые считаются злобными, низменными, агрессивными, и даже то, что мы совершали деяния такого рода. Большинство противится изменению некоторых глубоко укоренившихся черт характера и даже возможности распрощаться со своими болезненными симптомами. Преодолеть это совсем не просто.
Представим теперь, с какими трудностями Фрейд столкнулся перед началом самоанализа. Их можно сравнить с теми, что возникают в ситуации, когда исследователь отправляется в экспедицию, не зная места назначения, не имея ни карты, ни компаса и вдобавок сомневаясь, какие средства и инструменты будут ему нужны в этом походе[77].
Мы знаем, что в качестве одной из важных составляющих любого анализа выступает явление «перенесения». У анализируемого возникает и развивается некое особое отношение к психоаналитику, отражающее те глубокие отношения, которые некогда определяли его общение, например, с родителями, братьями и сестрами. Таким образом, отношение перенесения, по сути, как бы повторяет события минувших лет, а также отражает те изменения, которые претерпели исходные отношения под влиянием жизненных перипетий. Анализ «проявлений перенесения» дает важную информацию для понимания важнейших событий прошлого, а также фантазий, конфликтов и влечений. Среди явлений перенесения мы будем выделять «позитивные» и «негативные». По отношению к психоаналитику анализируемый может обнаруживать у себя очень глубокие позитивные чувства в самой разной степени их выраженности. Он может испытывать к нему доверие, привязанность, даже проецировать на него свои сексуальные фантазии, некритично переоценивать его качества, питать неоправданно завышенные «магические» ожидания в отношении результатов анализа и т. д. Однако могут возникнуть и чувства противоположной направленности: крайнее негодование, ненависть, разочарование, вплоть до желания смерти.
Сильное сексуальное перенесение, которое обнаружилось у первой пациентки Брейера, заставило его отказаться от дальнейшей работы над этим терапевтическим методом. Фрейд понял, что позитивное перенесение – если им правильно оперировать – может оказаться важным средством в развитии доверительных отношений. Он понял и особую значимость анализирования возникающего позитивного перенесения. Только через долгое время Фрейд обнаружил, что развитие негативного перенесения представляет собой не просто сопротивление, но повторяет ключевые моменты прошлого. Коротко говоря, перенесение является неотъемлемой частью анализа.
Каким же образом перенесение проявилось у Фрейда? Фрейд сам был собственным аналитиком. Между тем важнейшая потребность в объекте перенесения проявила себя даже в его самоанализе и отразилась в его отношении к Флиссу.
Было бы пустой тратой времени рассуждать на тему, мог ли Фрейд выполнить свой самоанализ без такого объекта. Определенно мы можем лишь утверждать, что этот самоанализ сыграл принципиальную роль в разрешении Фрейдом собственных внутренних конфликтов и повлиял на дальнейшее развитие его концепций. По этой причине нам важно максимально глубоко разобраться в самоанализе Фрейда и проследить, как он возник и менялся под влиянием их отношений. На этом пути я приму к сведению слова самого Фрейда, который в 1912 г. утверждал на страницах своих писем, что некоторые эпизоды из его жизни, подвергнутые самоанализу, связаны с отношениями с Флиссом.
