Кристина Камаева - Чай, чапати, чили, чилим...
В нашем нанитальском лагере было тридцать три человека: семь китайцев, три вьетнамки, три афганца, три маврикийца, одна фиджийка, одна девушка с Карибских островов, бангладешцы, непальцы и три негра из Кении. Были еще две девушки из России, которые изучали технику индийских танцев в Мадрасе, и казашка Айман, которая училась танцевать в Дели.
Руководитель лагеря получил прозвище мистер Кушан за выдающийся живот, размером с хорошую подушку. Но особенно запомнился всем водитель. Его мы прозвали Парикмахером за роскошную черную бороду и пышную шевелюру. Он поминутно смотрелся в зеркало и причесывался. Горы в Нанитале не высокие, дороги нормальные, сюда едут все, кто умеет мало-мальски водить машину, может быть, поэтому аварий в Нанитале больше, чем в Манали, где действительно высоко. Наш водитель, занятый своей особой, не вписывался в повороты, сшибал столбы по краю дороги и доставил нам много мучительных мгновений, когда мы дрожали за свои жизни. Жанна несколько раз выпрыгивала из автобуса, когда он зависал над пропастью, настолько ей было страшно. Парикмахер зловеще усмехался в бороду.
Организован лагерь был ужасно. Развлекательную программу составляли экскурсии туда, где ничего нет. Каждый вечер мистер Кушан сообщал нам, что завтра мы едем куда-нибудь в Раникихет или Алмору, куда три-четыре часа езды на автобусе с Парикмахером, а о том, что мы там увидим, не говорилось ни слова. Мы с Жанной съездили на такую экскурсию лишь однажды. В Раникихете нам показали два маленьких храма, подобные которым, можно было найти и поближе к Наниталу. Больше на провокации Кушана мы не поддавались и сверялись со справочником насчет местных достопримечательностей. На следующий день группу повезли в Национальный парк имени Джима Корбетта. Джим Корбетт родился и жил в Индии, охотился на тигров-людоедов и написал много историй о своих подвигах. Англичане не считали его благородным сахибом (потому что он не был рожден в Англии) и даже не разрешили ему вступить в эксклюзивный яхт-клуб в Нанитале. Сейчас в этом клубе одни индийцы.
Заповедник имени Джима Корбетта был создан, чтобы восполнить численность перебитых им некогда тигров. Мы отказались от поездки. В этот день с нами произошла курьезная история. В комнате не работала розетка, мы пожаловались администратору гостиницы, и он пообещал прислать электрика. Мы сидели в скверике у гостиницы и беседовали, нежась на солнышке и любуясь цветами. Вскоре к нашему столику подошел полуголый парень, босой, но в дхоти.
— Suck it, madam, suck it (сосите это) — сказал он.
— Маньяк! — мигом отреагировала Жанна. — Придурок!
— Подлец! — Вскочили мы в негодовании.
— Электрик, — покачал головой парень.
— Ах, "socket", — заулыбались мы, сразу сменив гнев на милость (socket — розетка).— Конечно, пойдемте к нам в комнату! Мы ждем вас с самого утра!
Электрик починил розетку и быстро ушел, ему был непонятен приступ бурного веселья, душивший ненормальных мадам.
Вернулись наши "лагерные" с экскурсии. Злые-презлые. В парк они не попали. Войти на его территорию можно было только, заплатив 600 рупий с человека. За эти деньги разрешалось провести в парке сутки и выделялся джип. Мистер Кушан развел руками и сообщил, что у него в кармане всего-то пятьсот рупий. Пришлось возвращаться ни с чем. Стоило ради этого трястись в автобусе четыре часа! Некоторые студенты вспылили и остались ночевать в парке за свой счет. Другие справедливо возмущались тем, что Кушан не предупредил заранее об условиях посещения парка. Предполагалось, что в кэмпе ICCR платит за все.
В другой раз нам пообещали показать прекрасные виды снежных гор. До смотровой площадки протянута канатная дорога, прокатиться по которой для многих было бы в новинку и в удовольствие. Но студентам сказали, что канатная дорога неисправна и предложили пройтись наверх пешком. Группа альпинистов, наверное, обрадовалась бы такому походу, но ленивые островитяне и расслабленные негры были разочарованы. Никаких намеков на снег там и в помине не было. Обещанные виды можно наблюдать только зимой. Мы оказались самыми ленивыми и благополучно доехали до смотровой площадки по неисправной канатной дороге.
— Надо поближе держаться к этим девушкам, — заметил Муртада, — они знают, что почем. На вершине можно было сфотографироваться в национальных гуджаратских костюмах, вышитых маленькими зеркалами, что мы и сделали.
Ближе к концу пребывания в этом лагере, мы решились поехать с другими студентами смотреть закат в горах. Столько было проколов, а все еще на что-то надеялись. И вот опять, подвергая свои жизни опасности, с шофером-Парикмахером, взбираемся в гору. Дорога оказалась в неисправности, и часть пути пришлось идти пешком. Добрались до лесничества, окруженного забором. Встретили нас недружелюбно, попросту предложили убираться вон. Около часа Кушан торговался с лесниками, чтобы нам разрешили постоять за оградой. В конце концов, нас пустили, и мы заняли места на склонах и на деревьях и воззрились на солнце, которое было все еще довольно высоко.
— Сейчас я расскажу вам, как все это будет, — сказал Муртада, — я слышал, что солнце в Нанитале садится между двух гор.
Солнце садиться не торопилось, и студенты занервничали. Приблизительно через час светило медленно и неохотно поползло вниз. Между гор оно явно не попадало.
— Ветер, — обреченно вздохнул Муртада.
Друзья-китайцы принялись дружно фотографировать закат, афганцы — друг друга в романтических позах. Муртада тоже взял фотоаппарат и сфотографировал своего друга Азиза на дереве. Уже было сумрачно, и негр Азиз был едва различим.
— Зачем ты его сфотографировал? — удивились мы. — Ведь ничего не будет видно!
— А это не важно, он же знает, что там находится, — махнул рукой Муртада. К тому моменту как солнце все-таки село, все замерзли и поспешили к автобусу. Кушан пересчитал своих подопечных.
— А где наши черные парни? — спохватился он.
— Да вон они с деревьев слазят, — успокоила его Айман.
В следующий раз мы посетили музей все того же легендарного Джима Корбета. На парадной стене висела фотография Джимми на фоне гигантского, размером со слона, тигра-людоеда, убитого им, и увеличенная копия письма Джимми. В углу комнаты стояла полуразвалившаяся раскладушка, на которой возможно спал Джимми. В стеклянном ящике лежали тарелки и капканы, не исключено, что они тоже принадлежали ему.
Кормили отвратительно. А мы-то были уверены, что северо-индийская кухня лучше южно-индийской. Ничего подобного. В Дели мясо не популярно и его трудно добыть, наши знакомые почти стопроцентные вегетарианцы. А в лагере давали рис, черный горох и пресный сухой хлебец — роти. Хорошо, что мы нашли на Моле дешевый тибетский ресторан, там, в основном, и питались. Иногда обед выдавали в дороге в аккуратных белых коробочках. Содержимое коробок — вегетарианские котлеты и сэндвичи, студенты скармливали животным, оказавшимся поблизости. Один раз это была корова, в другой раз — олень.
Еще в нашем лагере были дискотеки в зале для конференций. Магнитофон хрипел. Кассет было всего три, музыка быстро надоела, и народ вяло подергивался. Но мистер Кушан настаивал, чтобы мы развлекались. Он потихоньку спросил у Айман, нет ли у нас русских, выпить чего-нибудь.
— Алкоголь? Ни в коем случае! — не раскололась Айман, — вот пепси, пожалуйста. В пепси были намешаны капли для сексуального возбуждения, которые мы не поленились купить в магазине, чтобы посмотреть, как они действуют. Кушан от пепси отказался. Решено было неграм не давать снадобье, так как их все равно ничего не берет. Больше всего нам хотелось напоить маврикийца — высокого, большеглазого, положительного. Поэтому я подсела к нему поближе и завела светскую беседу, о том, как плохо в этом лагере, и как замечательно было в других. Ненавязчиво я предложила маврикийцу пепси, но он отказался. Играла медленная музыка.
— Хочешь потанцевать? — поинтересовалась я.
— Да-да! Конечно! — обрадовался маврикиец, и мы поднялись с мест.
— Ну, так иди и танцуй! — сказала я. Не пьешь пепси, зачем ты такой нужен. Потом пепси распространяла Айман. Точнее она просто сидела в темноте у столика и хитро блестела глазами. А бутылка стояла рядом. В результате, всю пепси выхлебали афганцы, которые и без этого на взводе. Я особых изменений в их поведении не заметила, но Айман утверждала, что "они были другие", и что, благодаря нашим каплям, "афганский парень влюбился в папуаску". Роман завязался у Абдурахмана и танцовщицы с Фиджи, ни для кого это не было секретом. Они той ночью долго ворковали прямо перед дверью в нашу комнату. Хоть кому-то помогло!
— I am sorry for all people in this camp (мне жаль всех людей, кто участвовал в этом кэмпе), — не уставал повторять Муртада.
В Дели нас привезли поздно вечером, но целых и невредимых. Высадили у офиса, который находится вдали от всех дорог, такси и рикш, а оттуда все уже должны были добираться сами. Трогательно было видеть, как обнимаются и прощаются студенты, обмениваются адресами и клятвами в вечной дружбе, как будто они провели вместе десять лет, а не десять дней. Мы поехали ночевать к Айман. Наше путешествие еще не закончилось! Мы собирались ехать в Манали, уже без сопровождающих, вдвоем.
