Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙI
7/ 19 октября 1891. Понедельник.
Накацу.
Вчера вечером до Модзи ехали минут тридцать; там носильщики перенесли чемоданы на пароходик и за 3 сен каждый мы с о. Петром и множеством другой публики в пять минут переехали на другой берег, в Бакан; здесь, съехав на шлюпке на берег, с час подождали в гостинице, после чего перевезены были на небольшой пароход, делающий рейс между Баканом и Накацу. В одиннадцать часов ночи заняли место на пароходе (за 45 сен), но снялся пароход в один час ночи. Публика битком набила каюту; тем не менее каждый примостился уснуть насколько возможно. В пять с половиною часов утра мы были уже в Накацу, но по мелкости прибрежья пароход останавливается мили за полторы от берегу; переезжают на берег на лодках с приливом. За нами от христиан Накацу была особенная лодка со Стефаном Танака, бывшим катихизатором, и Павлом Накано на ней. Недалеко от берега проезжали мимо заводей с воротами для рыбы; еще ближе — рядами насыпаны кучи камней для жилья угрям, которых здесь и ловят. При полном рассвете высадились на берег и нашли почти всех христиан и христианок, ожидавших нас; во главе христианок была Дорофея Хаттори, сестра известного ученого и журналиста Фукузава, родом здешнего. На приготовленных дзинрикися доехали до города и, переодевшись и умывшись в гостинице, отправились в молитвенный дом. Пустотой неприятно поразил он, ибо дрянной катихизатор Григорий Такахаси христианами прогнан отсюда, и в доме никто не живет. Отслужили обедницу, сказано слово приветственное, поговорили немного о Церкви и вернулись в гостиницу, куда также пришли братья и сестры. Продолжался и здесь разговор и совещания о Церкви. Оказывается, что Григорий Такахаси так опозорил здесь имя катихизатора (долгами и развратом), что христиане просят оставить теперь на время Церковь совсем без катихизатора, пока улягутся дурные толки о православном катихизаторе, тем более они хотят этого, что–де весьма хорошего катихизатора все равно не дадут, а будет такой же молодой, как и прежние, и значит, дурного впечатления не в состоянии будет изгладить. До будущего Собора в Оосака — в июле будущего года — они хотят остаться без катихизатора и сами заправлять в это время общественной молитвой и другими церковными делами; обещаются не опустить Церкви и не дать расхитить христиан инославным (к Дорофее же теперь очень пристают католики), перейти к ним, уйти от таких развратных людей, как бывший здешний катихизатор и его сотоварищи. Что ж, можно и так, тем более, что, действительно, хорошего катихизатора, которого можно бы прислать сюда поправить Церковь, нет в виду; нужно только, чтобы священник почаще посещал эту Церковь.
И здесь на славу хотели угостить, и потому устроили иностранный обед, и пришлось остаться голодным — есть нечего: или полусырое, или твердое, как подошва. После обеда посещали христиан и семейства катихизаторов Синовара и Иидзима — совсем еще языческие, также языческое семейство умершего катихизатора Василия Цуция. Поразило следующее обстоятельство: почти во всех домах полно народу, и все язычники, кроме одного, много двух молодых членов семьи; недаром здесь 25 христиан, а христианских домов 17. Я думал, что некоторые, по крайней мере, — бобыли, одинокие в доме; куда! У всех отцы, матери, братья, сестры! Итак, или христиане не веруют в важность христианства, или не любят родителей и родных; но так как, без сомнения, не последнее, что — христиане здешние какие–то недоверки; родители в гроб смотрят, а они и думать забыли, что родители близки к вечной погибели, — не веруют, значит, как должно, в погибель и спасение. Печально! Катихизаторы из этой Церкви и их родные смотрят на катихизаторство только как на мирское средство — пропитание добывать. Старый Цуция живет за городом и богатый земледел, а сын, тем не менее, живя здесь на катихизаторстве, получал содержание от Церкви, и даже сделавшись болен и ничего не делая несколько месяцев, получал; потом, наконец, отказался от содержания; я тогда подивился его благородству, но я и не воображал, что он сам по себе такой богач. Впрочем, Бог с ним! Умер по–христиански, хоть в языческом доме: между одной молитвой совершенной и другой ожидаемой. Отец сводил меня на его могилу и жены его Ольги — на обеих могилах стоит по деревянному кресту. — Отец, видимо, обрадовался моему и о. Петра приходу, — радушно угощал чаем и каки, и сводил потом на холм, откуда мы полюбовались чудным видом на блестевшее, как зарево, море, на горы, поля и город; отсюда видны — налево остров Ниппон, прямо и несколько направо остров Сикоку. Лучшее здесь христианское семейство это — Дорофея Хаттори и ее маленьких племянниц–скромниц: живут трое в бедненьком доме и, по–видимому, вполне счастливы своей участью. Советовал Дорофее отпустить одну из племянниц в Миссийскую школу на Суругадае, научилась бы хорошенько вере и церковному пению. — Вечером, с половины восьмого, началась вечерня, после нее проповедь о христианском усердии, кончившаяся настойчивым убеждением обратить ко Христу стариков в домах, где есть молодые христиане. Потом учреждено женское собрание, к следующему воскресенью выбраны две коонги: Дорофея и Пелагея, а хозяйками Агафья и Нина, племянница первой; собрание у Дорофеи в доме с двух половиной часов и так далее. Затем был толк, как управить здешнюю Церковь, оставив ее до Собора без катихизатора. Христиане обещались субботние и воскресные службы вести неопустительно, к службе готовить кооги, непременно из Священного Писания, или из Житий Святых. Кроме того, к двум нынешним прибавить двух сицудзи заведывать порядком церковным; сицудзи будут часто писать о церковных делах о. Петру и мне; наблюдать, чтобы христиане не ослабели в вере и прочее. Здесь было в каждые два месяца общее собрание христиан и христианок, — оно оставлено и наперед по–прежнему. Неоднократно в продолжении вечера я обращался к убеждению обратить стариков в христианство; оттого–то эта Церковь так слаба и такая колеблющаяся, что состоит из одной молодежи: точно молодой тростник, колеблемый всяким дуновением ветра. В одиннадцать часов закончилось церковное собрание.
8/20 октября 1891. Вторник.
Накацу.
В восемь часов была назначена, с половины девятого началась церковная служба — часы и панихида. К последней кутью принес отец Василия Цуция, пришедший и сам с средним сыном. После панихиды поучение о поминовении умерших, потом речь о Церкви; подтверждено было сказанное и решенное вчера; положено избрать четырех сицудзи; захотели трех мужчин и одну женщину; ладно, выбрали: Дорофею Хаттори, Мориоку, Араи, Кангами — действительно, лучших христиан Церкви. Поучение им об усердном исполнении долга и всем — о соблюдении мира (Сатана просит сеять вражду?, как пшеницу): не делиться, например, на старых и новых христиан (что именно здесь есть); вновь прошено поскорее обратить в домах стариков в христианство, с чем внесется совет и устойчивость в Церковь. По каталогу поверены церковные книги: многих не оказалось — затеряны, новых еще не выслано; последние обещаны, когда сицудзи попросят их письмом в дзимусё в Миссии; хранение книг поручено, пока не будет здесь катихизатора, Спиридону Оодзима, которого рекомендовали как аккуратного. Беседа продлилась за полдень. Потом пошли вместе в фотографию сняться, по желанию христиан. Когда вернулся в гостиницу, пришли с визитом и конфетами отец катихизатора Петра Синовара и мать катихизатора Павла Иидзима: симпатичные старики; отверзи им, Господи, к принятию спасительного учения! — Заплатил за Григория Такахаси промотанные им квартирные деньги за 5–10 месяцы, всего за шесть месяцев по 2 ены = 12 ен, но с тем, чтобы вычесть потом из его содержания, чтобы не было поблажки на дальнейшее в этом роде; оказывается, что ен 40 намотал здесь — всем задолжал: и по лавкам, и христианам, а проходя отсюда чрез Кокура — и там задолжал, в Янагава — под носом у о. Петра — его собственной сестре задолжал; наказал о. Петру написать в Кумамото Георгию Оно — предупредить христиан, чтобы не давали в долг этому мото гаю; да едва ли и исправится он и будет годен для дальнейшей службы!
