Иван Майский - Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)
Галифакс долго молчал после моей «сказки», потом посмотрел на потолок, потом потер переносицу и наконец произнес:
— Да, это интересная точка зрения.
Конечно, я понимал, что сказка о сибирском крестьянине не является последним словом марксистско-ленинской теории, но практические результаты она имела: Галифакс больше никогда не называл нас «агрессорами», а сверх того разговоры о моей «сказке» пошли в широких парламентских и газетных кругах, причем многие там говорили: «А ведь, пожалуй, он прав». Такое настроение было для нас, несомненно, выгодно. Оно разъедало то антисоветское напряжение, которое царило в Англии после вступления прибалтийских государств в Советский Союз.
Здесь мне хочется сделать небольшое отступление и показать на одном ярком примере, с какой осторожностью надо относиться к официальной английской историографии о второй мировой войне.
В 1962 г. в Лондоне вышла толстая книга (около 600 страниц большого формата) под заглавием «Британская внешняя политика во второй мировой войне», принадлежащая перу сэра Левлина Вудворда[178]. Она включена в серию книг по истории второй мировой войны, выпускаемых «Издательством Ее Величества», официальным издательством британского правительства. На стр. 29–30 названной книги автор передает содержание беседы, которую 30 января 1940 г. я имел с Батлером. Беседа касалась разных вопросов, в том числе и германо-советских отношений, которые тогда особенно интересовали английское правительство. При этом Вудворд пишет:
Он (т.е. я. — И.М.) пояснил, что «нет ничего сентиментального» в сближении между Германией и Россией. Советское правительство имеет намерение следовать только своим собственным интересам. «Мы живем в период перемен, когда все может случиться, и в обстановке джунглей иногда сходятся самые чужеродные животные, если они чувствуют, что это служит их общим интересам».
Выражения, взятые в кавычки, должны воспроизводить мои подлинные слова, якобы употребленные в беседе с Батлером.
Охотно подтверждаю, что 30 января 1940 г. у меня действительно была большая беседа с Батлером на различные темы (главным образом о происходившей тогда советско-финской войне), но в ней не было сказано ни слова о «джунглях» и «чужеродных животных».
Упоминались ли, однако, в моих разговорах с Батлером когда-либо «джунгли»? Да, упоминались, и вот при каких обстоятельствах. Привожу запись, сделанную мной 27 ноября 1940 г. (т.е, сочти десять месяцев спустя после беседы 30 января):
«Был сегодня у Батлера. Имел большой разговор, в котором между прочим был затронут вопрос об английских предложениях по улучшению советско-английских отношений, предложениях, врученных Криппсом в Москве 22 октября. Суть этих предложений сводится к следующему:
(а) СССР проводит в отношении Англии столь же благоприятный нейтралитет, как в отношении Германии;
(б) британское правительство будет консультироваться с Советским правительством по вопросам послевоенного устройства и обеспечит ему участие в будущей мирной конференции;
(в) Англия не будет создавать или участвовать в антисоветских альянсах, если СССР не будет создавать или участвовать в антибританских альянсах;
(г) Англия и СССР возможно шире развернут торговлю, причем Англия готова снабжать СССР всем, что необходимо для его обороны;
(д) британское правительство признает де-факто суверенитет СССР в Прибалтике, Бессарабии, Западной Украине и Западной Белоруссии;
(е) Англия и СССР заключают пакт о ненападении, подобный германо-советскому.
Батлер спросил меня, что я думаю об этих предложениях. Я ответил, что они вызывают у меня два чувства: удивления и раздражения. Удивления, потому что британские предложения не имеют никакой реальной основы. Вот пример: английское правительство обещает нам признание «де-факто» советского суверенитета в Прибалтике, но ведь мы уже сейчас имеем такое признание: британские дипломатические представители не так давно не кину ли по нашей просьбе территорию прибалтийских республик. Что же к этому прибавляет теперешнее предложение британского правительства?
— А что вызывает у вас раздражение? — с некоторым беспокойством спросил Батлер.
— Раздражение у меня вызывает, — отвечал я, — тот пункт английских предложений, где британское правительство обещает СССР обеспечить участие в будущей мирной конференции, — разве британское правительство воображает себя чем-то вроде апостола Петра, который, согласно распространенной легенде, держит в своих руках ключи от дверей рая?
Батлер был несколько смущен и стал говорить, о том, что, пожалуй, формулировка соответственного пункта предложений является не совсем удачной. Во всяком случае, британскому правительству чужды какие-либо высокомерие и заносчивость.
— Видите ли, мистер Батлер, — заметил я, — то, что мы сейчас наблюдаем в Европе, да, пожалуй, и во всем мире, — это джунгли (Батлер кивнул головой в знак согласия). В джунглях же считаются только с жестокой, суровой реальностью. В чем реальность английских предложений? Я ее не вижу».
Вот что имело место в действительности. Это совсем не похоже на то, что написано в книге Вудворда: и дата беседы, и ее содержание неверны. Я не знаю, что тут перед нами — недоразумение или сознательная фальсификация. Одно во всяком случае ясно: сообщения, содержащиеся в книге Вудворда, требуют осторожного и весьма критического к себе отношения.
Возвращаюсь, однако, к существу излагаемого вопроса. Отрицательное отношение британского правительства к вступлению прибалтийских республик в СССР имело целый ряд споров между Лондоном и Москвой, которые отравляли атмосферу англо-советских отношений и мешали их нормализации.
В данной связи мне очень запомнился разговор с Галифаксом 17 октября 1940 г. Обстановка, в которой он происходил, была очень характерна. В кабинете Галифакса было холодно и гуляли сквозняки: все стекла в рамах были выбиты большой миной, сброшенной немцами накануне в Сент-Джеймс парке. Мина попала в озеро, и эффект взрыва был значительно ослаблен. Тем не менее в Форин оффис и в Букингемском дворце, расположенных по обе стороны парка, не осталось ни одного целого окна. День был промозглый, моросил дождик. Галифакс был похож на нахохлившегося петуха и сидел у ярко горевшего камина. Он посадил меня рядом с собой и повел разговор об улучшении англо-советских отношений.
— Возможно ли это? — спросил Галифакс у меня.
— Конечно, возможно, — отвечал я, — но при одном непременном условии: если Лондон не будет портить того, что делается в Москве. Вот пример: только что Криппсу удалось в Москве начать более серьезные торговые переговоры, как 14 октября в Лондоне министерство судоходства реквизировало балтийские пароходы… Конечно, весь эффект усилий Криппса сразу испарился.
