Михаил Пришвин - Дневники 1930-1931
64
15 Апреля. — В эти же дни К. И. Чуковский пишет: «14 [апреля] вечер. Это страшный год — 30-й. Я хотел с января начать писание дневника, но не хотелось писать о несчастьях, все ждал счастливого дня <…> и вот моя мука с Колхозией, и вот запрещены мои детские книги и вот бешеная волокита с Жактом — так и не выбралось счастливой минуты» (Там же. С. 5).
65
Отказ в комнате… — в течение нескольких лет Пришвин пытается получить в Москве комнату, о чем в 1931 г. пишет письмо в Союз писателей: «Мне отказывают под предлогом, что я не городской человек и удовлетворяюсь жизнью в природе <…> Мне совершенно необходима в Москве комната, в которой я мог бы удобно работать и уезжать из Москвы без опасения за целость архива моего» (Личное дело… С. 306).
66
…по своей специальности агрономии… — в 1902 г. Пришвин закончил агрономическое отделение философского факультета Лейпцигского университета, вернулся в Россию и начал работать агрономом — в лаборатории Прянишникова в Петровской академии, затем в том же году — на хуторе графа Бобринского в Богородицком уезде Тульской губернии, в 1903 г. — в Клинском земстве Московской губернии. Об этом времени сохранились воспоминания уездного учителя Е. Н. Волынцева (см.: Личное дело… С. 32–34). В дневнике Пришвина в разные годы появляются записи о том времени, интересные, прежде всего, тем, что уводят к истокам творческой личности писателя (Ср.: «Утро богатое, холодное, седая роса на капусте, и тугие завернутые кочаны раскинули вокруг себя как седые бороды нижние, покрытые росою листья. Я успел памятью захватить этот источник счастья, откуда он льется мне в душу при начале каждой осени. Это было на хуторе графа Бобринского, где я был управляющим еще в 1903 году. Душа моя была взорвана до самого дна, до самой природы и соединялась свободно со внешней природой: отсюда потом стало во мне это чувство природы нарастать»; «Я вспомнил первое морозное утро на Балахонском хуторе графа Бобринского, когда я записал к себе неумело о какой-то ощутимой материи, где встречается Бог с человеком и начинается жизнь… Я думаю, что это было почти что первое мое литературное произведение» (Пришвина В. Д. Путь к Слову. С. 92).
67
Энгельгардт не Успенский. — Имеются в виду очерки Глеба Успенского в тот период (с 70-х гг. XIX в.), когда его творчество определялось идейными поисками революционно-народнической интеллигенции, и было связано с проблемой отношения интеллигенции к народу, с положением крестьянина в пореформенной деревне и пр. Признавая исключительные личные качества народников, Пришвин, тем не менее, не считает обязательным «хождение в народ» и «опрощение», о чем и можно судить по данной записи, противопоставляющей Энгельгардта Г. Успенскому. Истоки отношения Пришвина к народничеству уходят в детство и связаны с образом его двоюродной сестры E. H. Игнатовой, в юности члена народовольческой организации «Черный передел», затем учительницей в деревенской школе, организованной на собственные средства. Через нее Пришвин воспринял идеи народничества, но сама жизнь Дунечки стала для него символом кризиса этих идей. В летописи своей жизни Пришвин отмечает: «Двоюродная сестра Дуничка (орф. автографа. — Я. Г.) учит любить человека (Некрасовым)» (Дневники 1918–1919. С. 365). В 1929 г. в дарственной надписи на книге «Кащеева цепь», подаренной Е. Н. Игнатовой, Пришвин написал: «…в первые дни моего сознания моя великая учительница Дуничка внушила мне долг и любовь к природе и людям» (Пришвина В. Д. Путь к Слову. С. 8).
68
Аракчеевщина, военизация страны… — имеется в виду политика, которую проводил при Александре I генерал и военный министр А. А. Аракчеев.
69
Fodis — оптический дальномер для наведения резкости при фотосъемке.
70
…все равно как в былое время Ник. Мих. зарывал себя в землю… — речь идет о брате писателя Николае Михайловиче Пришвине, человеке сложном, мятущемся, ищущем. Записи о нем в дневнике Пришвина крайне интересны: «б/д. Николай Михайлович (брат) был человек очень хороший, но, как все хорошие люди, он не знал, что хорош, и всю жизнь свою мучился, что он не такой, как настоящие люди. Где эти настоящие люди, кто они такие — в жизни он едва ли видел, но настоящий человек был ореолом его личного существования; после, в самые тяжелые минуты своей жизни, он недоуменно меня спрашивал: если все кругом так безобразно, то откуда же пришло к нему, что есть какой-то светлый человек?» (Пришвина В. Д. Путь к Слову. С. 19–20).
71
…Бострем собирается уехать на Кавказ… — художник начиная с 1920 г. часто бывал в Сергиевом Посаде, реставрировал настенную роспись в Святых воротах Троице-Сергиевой лавры, дружил с Пришвиным, несколько раз писал портреты Пришвина, которые, по свидетельству сына писателя, Петра Михайловича, Пришвину не нравились и потихоньку им уничтожались (указано Ю. Н. Палагиным).
72
Читаю К. Леонтьева. Из его пророчеств многое сбылось, напр., о падении монархизма в Германии… — О непрочности монархического строя в Германии Леонтьев много рассуждает в публицистике 2-й половины 1880-х гг.
73
…болтают в своих газетах, будто варшавская бомба — дело наших собственных рук. — Возможно, имеется в виду взрыв собора св. князя Александра Невского в Варшаве в разгар конфликта между православной и римско-католической церквями в Польше, причиной которого был подписанный в 1927 г. польским правительством и Римским Папой конкордат, объявивший католичество господствующим вероисповеданием в Польше, за чем последовало требование католической церкви передать в свое владение около 700 зданий, включая храмы, принадлежащие православной церкви. Виновники взрыва в 1930 г. не были установлены.
74
Читаю К. Леонтьева. Самое его худшее предчувствие сбылось, и мрачные пророчества осуществились. — Ср.: «"Столетие Леонтьева" (т. е. "русский XX век") — так называлась одна из юбилейных публикаций 1991 г., посвященных памяти мыслителя, поставившего перед собой на первый взгляд невыполнимую задачу: заглянуть в будущее — России и мира. Это "будущее" <…> было предсказано им со столь неправдоподобной точностью, что цитаты-доказательства могут показаться "подложными"… Подобная зоркость может быть объяснена не столько даже особым даром предвидения, сколько, думается, тем ускользнувшим от исследователей леонтьевского наследия обстоятельством, что мировоззрение его системно (хотя, конечно, не есть система) и — внутри себя — продуманно и логично до такой степени, что это позволяет "расчислить" ("вообразить") все возможные варианты глобальных культурно-исторических процессов (самым трудным и мучительным оказалось определить степень вероятности или, как Леонтьев однажды выразился, "сбыточности" этих вариантов:
