Николай Крылов - Не померкнет никогда
Но батарея давала о себе знать выстрелами своих двенадцатидюймовок, могучий голос которых прорывался сквозь общий орудийный гул. Выстрелы были редкими. Когда батарею окружили, оставались исправными два орудия, а в боевых погребах — около сорока снарядов.
После того как орудия уже смолкли, с КП 95-й дивизии, еще находившегося на Северной стороне, доложили:
— На медпункт третьего батальона 90-го полка доставлен тяжелораненый краснофлотец, связной с Тридцатой батареи. Он пробрался через фронт. Моряк потерял сознание, вряд ли выживет. Просил передать командующему: "Батарейцы умрут, но батарею не сдадут".
Что происходило в это время на окруженной Тридцатой, стало известно лишь много времени спустя.
Только подавление внешних огневых точек, которые батарея имела для самообороны, заняло у врага больше суток. Затем личный состав во главе с майором Г. А. Александером и батальонным комиссаром Е. К. Соловьевым укрылся под бетонным массивом. Вместе с артиллеристами ушли туда и бойцы из 90-го стрелкового полка, прикрывавшие подступы к батарее.
Трофейные немецкие документы свидетельствуют: для овладения "фортом Максим Горький" были назначены 132-й саперный полк и батальон 173-го саперного, батальоны двух пехотных полков. До этого умолкшую батарею еще долго бомбили с воздуха, обстреливали из сверхтяжелых мортир.
Штурмуя Тридцатую, враг, по его же данным, потерял убитыми и ранеными до тысячи человек. Не имея снарядов, израсходовав и учебные, батарея внезапно для осаждавших открыла огонь холостыми зарядами. И эти выплески огня из огромных стволов тоже несли смерть тем, кто оказался близко. Ни взрывы тола у задраенных дверей и амбразур, ни нагнетание ядовитого дыма в вентиляционные трубы не заставили батарейцев сдаться. "Большая часть гарнизона форта, констатируется в немецком отчете, — погибла от взрывов или задохнулась в дыму". Лишь 25 июня фашисты ворвались под бетонный массив. Однако и в подземных потернах им пришлось вести бой.
Группа батарейцев выбралась через сделанный за эти дни глубокий подкоп в Бельбекскую долину. Но там были уже вражеские тылы, и из этой группы в конечном счете тоже мало кто остался жив.
Более трехсот человек служили на мощной береговой батарее, имевшей автономную энергетику, большое подземное хозяйство. А когда севастопольские ветераны стали после войны разыскивать однополчан, отыскалось едва тридцать бойцов батареи.
"Отряды на Северной стороне продолжали, ведя тяжелые бои, удерживать свои опорные пункты", — записано в журнале боевых действий армии 21 июня. За этот день произошло много тревожного. Еще накануне возобновились после короткой паузы крупные атаки в южных секторах — на Кадыковку и высоты Карагач, на массив Федюхиных высот: пытаясь продвинуть дальше прежний клин, нацеленный к Сапун-горе, враг в то же время искал возможность продвинуться к ней с другой стороны. А с севера нарастала угроза Инкерманской долине.
Но самым неотложным сделалось укрепление южного берега Северной бухты, который до недавнего времени не рассматривался даже в качестве запасного оборонительного рубежа. Теперь же здесь, почти в центре города, следовало ждать вражескою десанта. Или, говоря армейским языком, переправы немцев с северного берега бухты.
На Корабельной стороне, от Воловьей балки до Павловского мыска, рыли траншеи, строили доты и дзоты, устанавливали прожекторы. Ответственность за этот участок командующий СОР возложил на генерала П. А. Моргунова: раз фронт проходил по берегу, хотя бы и внутри города, вступала в свои права береговая оборона.
На этот рубеж выводилась прямо из боев на Мекензиевых горах 79-я бригада Потапова, которая по числу бойцов соответствовала уже не больше чем нормальному батальону. Для подкрепления ей придавались 2-й Перекопский полк Тарана, тоже весьма немногочисленный, и несколько подразделений, сформированных в тылах. Потапову был подчинен бронепоезд "Железняков", для которого основной огневой позицией назначался участок пути около электростанции, а укрытием — Троицкий тоннель, ближайший к Севастопольскому вокзалу.
В такой обстановке наступило 22 июня — годовщина войны. День обещал быть, и действительно стал, очень трудным. Но немцы, очевидно, уже понимали, что отметить его взятием Севастополя они не смогут.
Пожалуй, самым существенным, чего противнику удалось в этот день добиться, был захват высоты 74 у стыка первого и второго секторов. Это означало углубление южного клина. А на севере нельзя было больше откладывать отвод чапаевцев на тот запасный рубеж, о котором вставал вопрос еще шесть дней назад. Теперь всякое промедление с этим означало бы, что 25-я дивизия окажется отрезанной и враг прорвется в Инкерманскую долину.
Ковтун и Безгинов поехали помогать штадиву переводить полки на новые участки. Все прошло организованно, артиллеристы и минометчики редким, но хорошо спланированным огнем прикрыли этот маневр. Командный пункт генерала Коломийца находился в пещерах бывшего Инкерманского монастыря, выдолбленных в незапамятные времена в скале над устьем Черной.
…Вечером услышали по радио, что на берегу Средиземного моря капитулировал перед фашистской армией Роммеля английский гарнизон Тобрука. Тот самый, который, тоже находясь в осаде, прислал нам еще в Одессу приветственную телеграмму со словами солидарности.
За англичан в Тобруке стало как-то обидно. Им было там, конечно, нелегко, однако сражаться до последнего не захотели. О впечатлении, которое произвело тогда известие не далекой Африки, напомнил мне дневник покойного И. Ф: Чухнова, где он запиеал: "Бойцы говорят: "Нет уж, мы будем драться не по-английски, а по-русски!"
* * *
"Наиболее отличившихся назвать затрудняюсь. Если б мог, наградил бы всех!" — так заявил один наш комбат, когда ему предложили представить к наградам пять-шесть бойцов.
Комбата нетрудно было понять. Командиры дивизий, сообщив по телефону, что отправляют в штарм новые "реляции" — наградные листы, тоже не раз добавляли: "А вообще-то достойны награды и все остальные!"
За две недели отражения штурма командующий СОР и командарм Приморской, каждый в пределах предоставленных ему прав, наградили от имени правительства орденами и медалями сотни бойцов и командиров. Вручать награды старались безотлагательно. Генерал Петров, члены Военного совета использовали для этого каждый выезд в войска. Но часть орденов оставалась все же неврученной: тех, кому они предназначались, уже не было в живых…
Как-то Чухнов поднял на Военном совете вопрос о том, что пора представить нескольких армейцев к званию Героя Советского Союзе.
