Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга 1
Эх, как же и ругала меня потом одна дама из ожидавшихся в гости:
— Всё, ты уже миллионер: потому что ты всё же съел рыбу, пришел к врачу (справку добудем, как ты чуть не умер), от врача — сразу к адвокату! Это же миллион! — это была её первая реакция, едва она узнала про плесень.
Миллиона я не заработал и в тот раз, зато менеджер магазина, прослезившись, и поняв, что зла я его магазину не ищу, принял (почти выхватил из рук) с благодарностью у меня пакет с рыбой, после чего торжественно подвел меня к рыбному прилавку и широким жестом предложил: выбирайте любую — в подарок! Я только попятился — еще?!
— Спасибо, не надо, просто уберите несвежую, вот и ладно, а мне — верните всё же деньги — не миллион, но так, — из принципа.
Получил я свои десять долларов и отложил их как залог будущего миллиона. Пока они лежат сохранные, пополняются помаленьку…
Так… кажется, послесловие затянулось непозволительно — то и дело вспоминается, что ещё не вошло в эти записки и что просится на их страницы. Включить бы и это — только тогда, понимаю, я никогда не поставлю здесь точку, а пора. Тем более, что на очереди их продолжение с участием в нем кого-то из числа упомянутых выше, но и тех, кто становился фигурантом публикаций «Панорамы», а бывало — и участником будней нашей редакции… после чего те дни и буднями-то называть можно очень условно.
И теперь — обещанное: некоторые фотографии — отобрались, главным образом, те, к каким сохранились автографы их фигурантов. Может, придет когда-то время и для остальных.
А пока — до свидания в Книге 2-й…
Иллюстрации к первой книге
Портрет Шаляпина— дар Анны Семеновны теперь в США.
«Литературка», г.г. 50-е:
«Я путешественник — такая у меня профессия!» — Василий Захарченко Фотография автора.
«Подхожу к кухонной помойке, в ней кто-то роется… да это Кирилон!» — писатель Андрей Алдан-Семенов, он только что выпущен из лагеря — амнистия… Фотография автора.
Дни литературы в Болгарии, София 1980 г., на фото рядом с Булатом Окуджавой Татьяна Кузовлева, Юлия Друнина и Георгий Бакланов.
Нью-Йорк, в лофте у Славы Цукермана: пятилетие «Панорамы», на фото — слева-направо Марк Поповский, Вагрич Бахчанян, Александр Генис, Алексей Батчан, Катя Мечик, Петр Вайль, Лее Халиф.
В Русском Пен-центре: теперь здесь директор Алексей Симонов.
Борис Сичкин всегда окружен друзьями: встреча Нового года в «Русском самоваре». За столом слева от Сичкина: Тамара Нисневич, Мая Аксенова, автор, в центре Василий Аксенов, крайний слева Александр Журбин, за Журбиным Лев Нисневич.
День памяти Булата в Переделкинском зале под открытым небом: слева-направо Б.Мессерер, Б.Ахмадулина, Ю.Ряшенцев, Ю.Карякин, А.Городницкий, крайний слева — автор.
Только раз бывает в жизни встреча… — строчка из романса очень кстати.
Вместо послесловия
Обладая талантом, надо стать эмигрантом
Алексей Гелейн,
Союз Писателей Москвы
В книгу не входишь — сбегаешь, как все мы по лестнице сбегали когда-то в детстве: стремительно, без оглядки, не глядя под ноги… Кто быстрей! Первыми — обступают запахи. Эвакуация. Запахи пустого города, товарного вагона-теплушки, самокруток, заваренного чая, немытого человеческого тела — запах беды.
Затем — звук. Тяжелые, густые шумы завода, на котором начальником цеха работал отец. Гомон бийского рынка и крик продавца, бьющего инвалида за недоплаченный рупь. Звук разделенности. Следом — вкус. Вкус патоки. Жмыха. Вкус тюри из водки и черного хлеба. Вкус арбузов и соевых батончиков. Вкус времени. А дальше — свет. Острый свет пестрых Красных Ворот и блатной Домниковки, приглушенный — «Бродвея» и Коктейль-Холла… И свет авторской любви, который выхватывает — из прошлого ли, настоящего ли — героев книги. Лица, лица, лица… Да какие!
Окуджава и Городницкий, Евтушенко и Лимонов, Сичкин и Крамаров, Шемякин и Халиф, Авторханов и Гладилин, Клинтон и Медведева, Довлатов и Битов, Коржавин и Ахмадуллина, Аксенов и Кунин, Вайль и Генис… И многие еще! С ними Александра Половца — литератора и профессионального издателя, автора восьми книг прозы, основателя русского издательства «Альманах» (США) и американского еженедельника на русском языке «Панорама», президента Всеамериканского культурного фонда имени Окуджавы — жизнь сводила по ту и эту сторону рубежа.
Рубеж пришелся на 76-й. Когда райкомовский партчиновник бросил ему в лицо уничижительно-высокомерное: «Свободен!», прозвучавшее как «Пошел вон!». Но — свободен?! Свободен! Внутренняя свобода автора и его героев и есть главное действующее лицо книги. Она определяет поступки, встречи, судьбы, жизнь… И именно она гонит и гонит нас вниз по лестнице воспоминаний, гонит в прошлое, даря восхитительное ощущение полета над ним.
Толстый пожилой майор в военкомате, куда Александр Половец перед отъездом пришел сдавать военный билет, искренне убеждал: «Хорошо, хорошо! Но сначала поезжай на пару недель на сборы с другими запасниками! А уж потом и сдашь!» После, когда билет был сдан, майор подошел к Половцу в коридоре: «А что, там правда хорошо? Лучше, чем здесь?..» Ответ нашелся много позже… Однажды Булат Окуджава вспомнил чье-то давнее четверостишие: «Обладая талантом,/ Не любимым в России,/ Надо стать эмигрантом,/ Чтоб вернуться мессией…» Услышавший его Александр Половец тут же пошутил: «Здесь лишние 2-я и 4-я строки. Смотри, как хорошо без них: «Обладая талантом… надо стать эмигрантом…» В этой книге все — эмигранты. Где бы они ни жили. Тогда ли, сейчас… В силу данного — каждому — таланта. Мессией же на родину не довелось вернуться никому.
«БП». Размышления о прошлом и «воспоминания о будущем», — две главные части этой увлекательной книги мемуаров Александра Половца. Но есть еще и письма: Рыбакова, Максимова, Довлатова, Владимова, Авторханова, Окуджавы… А есть множество удивительных, по-настоящему уникальных фотографий. На них те, с кем не раз доводилось встречаться автору: Клинтон и Горбачев, Шемякин и Окуджава, Некрасов и Саша Соколов, Битов и Лимонов, Буковский и Щаранский, Лундстрем и Алешковский, Синявский и Симон Визенталь…
Как-то так вышло, что все они эмигрировали в книгу Александра Половца и зажили там своей жизнью, словно бы и не зависящей от воли автора… У этой жизни есть свой манящий звук, запах и вкус. И обжигающий свет — свет русской культуры и человеческого достоинства, свет искренности и любви. Сбегая из нашего нынешнего далека, из ненадежного — по точному определению Мандельштама — года в мир книги, вдруг обнаруживаешь себя поднимающимся — от страницы к странице — к этим высотам. И тут уже каждый шаг дается не так-то легко. Но труд этот — благодарный. И — ко времени. Его обязательно надо совершить читателю, чтобы сегодня уцелеть среди «окружающих огнем столетий».
