Джек Мэтлок - Смерть империи
Не желая тратить время на бесполезную встречу, президент Буш снова позвонил Горбачеву и подчеркнул, что хочет выслушать Явлинского. Тем не менее это не помешало Примакову свести к минимуму участие Явлинского в совещаниях в Вашингтоне. Соответственно, они оставили у всех дурной привкус и подорвали слабую надежду Вашингтона на то, что Горбачев хочет, наконец, пойти на экономические реформы, которые могут быть хоть в какой–то мере успешными.
Встреча, состоявшаяся 31 мая, произвела на президента Буша именно такое впечатление, как я и предсказывал Примакову: Буш убедился в том, что у Горбачева нет программы, которая оправдывала бы крупные капиталовложения, и он начал сомневаться, в интересах ли Горбачева приезжать на встречу «семерки» в Лондон. К сожалению, он не высказал этого Горбачеву ни прямо, ни косвенно (а это могло бы подобно звону будильника пробудить его), и Горбачев воспринял то, что Буш не назначает даты встречи в Лондоне, как попытку добиться больших выгод. Под конец Коль и Миттерран, обещавшие Горбачеву поддержать приглашение его в Лондон, убедили Буша, что отсутствие приглашения может слишком сильно подорвать положение Горбачева, так как это будет выглядеть, что «семерка» пренебрегает им. В середине июня Горбачев получил официальное приглашение от британского премьер–министра Джона Мейджора прибыть на встречу «семерки» после официальных заседаний — в качестве гостя, а не участника.
————
Явлинский, несмотря на попытки отодвинуть его в сторону на совещаниях в Вашингтоне, продолжал работать с Эллисоном. Их подтолкнули к этому положительные высказывания Буша и Бейкера во время совещаний, и они не знали о том, какой урон нанесли частные высказывания Примакова. К середине июня их проект был завершен, и авторы послали копию в Вашингтон для сведения Буша и Бейкера, а другую повезли в Москву Горбачеву. Дальше воспроизвожу слова Явлинского:
«В середине июня программа была представлена Бушу, и его помощники выразили уверенность, что он найдет ее крайне интересной. Они посоветовали мне также не пропустить речи, которую Бейкер должен произнести в конце июня в Берлине….если в ней будет содержаться определенная фраза, — значит документ получил американскую поддержку.
Я вернулся в Москву, и одна за другой начались стычки. У меня была чрезвычайно тяжелая встреча с Бурбулисом, но я сказал и Ельцину, которого только что выбрали президентом, и Горбачеву о договоренности с американцами: следовало ждать, употребит ли Бейкер, как было условлено, определенную фразу в своей речи. Они смотрели на меня так… словно я был инопланетянином. Но Бейкер произнес сакраментальную фразу, и как раз в это время Ельцин отбыл в Соединенные Штаты. Когда его спросили там про программу, он сказал, что еще не читал ее. Что до Горбачева, то его реакция была еще более интересной: он передал программу Вадиму Медведеву, чтобы тот использовал ее при подготовке его поездки в Лондон… Горбачев заверил меня, что всегда так поступает и что в его выступлении будут использованы все положительные моменты моей программы. Когда он выступил, я понял, что он имел в виду под “положительными моментами”».
Шестого июля, в субботу, перед тем, как Горбачев должен был вылететь в Лондон, я получил срочное письмо от Буша для передачи Горбачеву. Я позвонил с просьбой о встрече, и мне было сказано, что Горбачев работает на даче и примет меня днем. Советский шеф протокола приехал на машине, чтобы показать моему шоферу дорогу на дачу в Волынском, что к западу от города. Горбачев работал в одном из домов отдыха сталинской эпохи, которым, по словам моего сопровождающего, часто пользовался сам Сталин.
Когда наши машины подъехали к главному зданию, я заметил, что там толпится много мужчин — одни в рубашках с расстегнутым воротом, другие — ослабив галстук и перекинув пиджак через плечо (а день был жаркий). Горбачев, по–видимому, устроил перерыв в совещании, чтобы принять меня.
Шеф протокола проводил меня наверх, и Горбачев пригласил меня в приятную комнату, напоминавшую террасу. Он был в белой рубашке с короткими рукавами, без галстука. Горбачев поблагодарил меня за то, что я привез ему письмо Буша, и добавил, что совещается со своими советниками, готовясь к Лондону, Я сказал ему, что на президента Буша произвела благоприятное впечатление работа Явлинского, Горбачев заметил, что это ему известно, а также то, что они «удачно используют» идеи. Затем мы обсудили письмо президента — оно касалось завершения переговоров по стратегическим атомным вооружениям и определения даты поездки Буша в Москву, — но прежде, чем откланяться, я спросил Горбачева, как он смотрит на предстоящую встречу в Лондоне.
Он ответил, что едет туда в хорошем настроении: он везет с собой отлично разработанную программу и рассчитывает на «очень важные дискуссии и крайне необходимые решения». Он явно искренне радовался, предвкушая это событие: наконец–то он будет одним из игроков международной большой лиги, причем даже будет участвовать в обсуждении экономических вопросов. Он был на удивление раскован и держался уверенно, учитывая, через что он прошел за последние недели и даже месяцы.
Перед отъездом я обменялся рукопожатиями с официальными лицами, дожидавшимися возобновления совещания: премьер–министром Павловым, его заместителем Владимиром Щербаковым, Евгением Примаковым, советником президента Степаном Ситаряном, заместителем Рыжкова по экономической реформе Леонидом Абалкиным и несколькими еще. Среди них не было Григория Явлинского и тех, кто работал с ним. Не было и Станислава Шаталина, Олега Богомолова, Николая Петракова или Владлена Мартынова да и вообще никого из тех, кто по–настоящему связан с движением к рыночной экономике.
Возвращаясь в город, я был настроен оптимистически: мне казалось, что мы скоро урегулируем все проблемы, которые задерживают заключение соглашения по сокращению стратегических атомных вооружений и договоримся о встрече наверху в конце месяца. Но я был убежден и в том» что Горбачев не сумеет воспользоваться ни одной из возможностей, какие предоставит лондонская встреча. Бюрократы, доведшие экономику до краха, так и не ушли еще с арены.
Друзья по духу, а в беде?
Встречи в Лондоне не привели к публичному унижению Горбачева, однако они не дали ничего такого, чего нельзя было бы добиться без них, «Семерка» согласилась предоставить Советскому Союзу право стать ассоциированным членом Всемирного валютного фонда и его филиала Всемирного банка и дать указание этим организациям разработать программу помощи Советскому Союзу в переходе к рыночной экономике.
