Александр Городницкий - След в океане

Время ненастное, ветер неласковый,
хмурь ленинградская.
Площадь Сенатская, площадь Сенатская,
площадь Сенатская.
Цокали, цокали, цокали, цокали,
цокали лошади
Около, около, около, около,
около площади.
Мысли горячие, мысли отважные,
мысли преступные.
Вот она — рядом, доступная каждому
и — недоступная.
Днями-неделями выйти не смели мы, —
время нас не щадит.
Вот и остались мы, вот и состарились
около площади.
Так и проходят меж пьяной беседою,
домом и службою
Судьбы пропавшие, песни неспетые,
жизни ненужные…
Цокали, цокали, цокали, цокали,
цокали лошади
Около, около, около, около,
около площади.

Ах, зачем вы убили
Александра Второго?
Пали снежные крылья
На булыжник багровый.
В полном трауре свита
Смешит к изголовью, —
Кровь народа открыта
Государевой кровью.

Ненавистники знати,
Вы хотели того ли?
Не сумели понять вы Народа и Воли.
Он в подобной заботе
Нуждался едва ли, —
Вас и на эшафоте
Мужики проклинали.

Бросьте браунинг ржавый, —
Было б знать до поры вам:
Не разрушить державы
Неожиданным взрывом.
Может снег этот сонный
Лишь медленно таять, —
Не спешите же, Соня,
Метальщиков ставить.

Как пошло, так и вышло, —
Неустройства и войны,
Пулеметные вышки,
И крики конвойных.
Туча черная пыли
Над колонной суровой…
Ах, зачем вы убили
Александра Второго?

Осуждаем вас, монахи, осуждаем.
Не воюйте, вы монахи, с государем.
Государь у нас — помазанник божий.
Никогда он быть неправым не может.

Не губите вы обитель, монахи,
В броневые не рядитесь рубахи,
На чело не надвигайте шеломы, —
Крестным знаменьем укроем чело мы.

Соловки — невелика крепостица.
Вам молиться бы пока, да поститься,
Бить поклоны Богородице-деве, —
Что шумите вы в железе и гневе?

Не суда ли там плывут? Не сюда ли?
Не воюйте вы, монахи, с государем.
На заутрене отстойте последней, —
Отслужить вам не придется обедни.

Ветром южным паруса задышали.
Рати дружные блестят бердышами.
Бою выучены царские люди. —
Никому из вас пощады не будет.

Плаха красным залита и поката.
Море Белое красно от заката.
Шелка алого рубаха у ката,
И рукав ее по локоть закатан.

Шелка алого рубаха у ката,
И рукав ее по локоть закатан.
Враз поднимется топор, враз ударит…
Не воюйте вы, монахи, с государем.

Шорох волн набегающих слышен
И далекое пенье трубы.
Над дворцовою острою крышей
Золоченые светят гербы.

Пол паркетный в покоях не скрипнет.
Бой часов раздается не вдруг.
Император играет на скрипке, —
Государство уходит из рук.

Держит строй у ограды пехота —
Государева верная рать.
Надо срочно приказывать что-то, —
Что-то можно еще предпринять.

Спят в пруду золоченые рыбки.
Режут в кухне петрушку и лук.
Император играет на скрипке, —
Государство уходит из рук.

Приближенные в страшной тревоге.
Приближается пьеса к концу.
Приближаясь по пыльной дороге,
Кавалерия скачет к дворцу.

В голос скрипки, тревожный и зыбкий,
Посторонний вплетается звук.
Император играет на скрипке, —
Государство уходит из рук.

Блеском сабель и пламенем алым
Ненавистных пугая вельмож,
Он вернется огнем и металлом,
На себя самого непохож.

А пока — одинокий и хлипкий, —
Завершая свой жизненный круг,
Император играет на скрипке, —
Государство уходит из рук.

В краю, где суровые зимы,
Где зелень болотной травы,
Дворец архитектор Трезини
Поставил у края Невы.

Плывет смолокуренный запах,
Кружится дубовый листок.
Полдюжины окон на Запад,
Полдюжины на Восток.

Земные кончаются тропы
У серых морей на краю.
То Азия здесь, то Европа,
Диктует погоду свою.

То ливень балтийский внезапен,
То ветер сибирский жесток.
Полдюжины окон на Запад,
Полдюжины на Восток.

Не в этой ли самой связи мы
Вот так с той поры и живем,
Как нам архитектор Трезини
Поставил сей каменный дом?

То вновь орудийные залпы,
То новый зеленый росток.
Полдюжины окон на Запад,
Полдюжины на Восток.

Покуда мы не позабыли,
Как был архитектор толков,
Пока золоченые шпили
Несут паруса облаков.

Плывет наш кораблик пузатый,
Попутный поймав ветерок, —
Полдюжины окон на Запад,
Полдюжины на Восток.

С чем там почта к тебе полевая
В дом стучится?
И на грязной войне убивают,
Как на чистой.
Днем и ночью зовут замполиты
Там в герои,
Да на грязной войне быть убитым
Хуже втрое.

Видно годы минувшие эти
Все проспал ты,
Что сегодня пошли твои дети
В оккупанты.
Отшумит над горами ненастье,
Снег растает,
А стоять им приказано насмерть
Где поставят.

С чем там почта к тебе полевая
В дом стучится?
И на грязной войне убивают
Как на чистой.
Кружит смерч над ущельем проклятым,
Бог всевышний,
Там, где брат разбирается с братом,
Третий — лишний.

Под огнем он стремительным сгинет,
Под фугаской,
На бесплодной на этой чужбине
На афганской.
Писаря сосчитают потерн,
И негромко
Постучится в закрытые двери
Похоронка.