Арнольд Шварценеггер - Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история
Херб Уэссен, спикер ассамблеи, был общительным уроженцем Лос-Анджелеса пяти футов пяти дюймов роста. Он постоянно шутил, действительно ли во мне шесть футов два дюйма, как указано в биографии. Я отвечал ему тем, что называл «моим Дэнни Де Вито», а еще я подарил ему подушку, чтобы он казался выше, когда сидел в кресле. Я не успел познакомиться с ним так же близко, как с Бертоном, поскольку его парламентский срок уже подходил к концу. Его преемник, бывший профсоюзный вождь Фабиан Нуньес, также выходец из Лос-Анджелеса, со временем превратился в моего ближайшего союзника среди демократов.
У меня также установились прочные отношения с новым главой республиканского меньшинства в ассамблее Кевином Маккарти. Это был энергичный тридцатидевятилетний выходец из Бейкерсфилда. В его избирательный округ входила долина Антелоп-Вэлли, где должен был быть возведен мой аэропорт для сверхзвуковых самолетов. Свое первое дело – маленькую закусочную – Кевин открыл в возрасте девятнадцати лет, чтобы оплачивать обучение в колледже, и мы с ним сразу же нашли общий язык. В настоящее время он является партийным организатором республиканского большинства в Палате представителей Конгресса Соединенных Штатов.
Наладив отношения с законодателями, я уже без труда представил на рассмотрение свои предложения реформ. Были достигнуты определенные соглашения, что явилось хорошим началом. Однако, перепробовав различные способы, я убедился в том, что главным моим рычагом является референдум. Благодаря своему высокому рейтингу, я всегда мог пригрозить обратиться напрямую к избирателям и тем самым заставить законодателей сделать то, на что они иначе никогда не пошли бы.
Именно так нам удалось покончить с бременем системы компенсационных выплат наемным работникам. В своей предвыборной программе я поставил это одним из первых пунктов, поскольку подобная система отравляла нашу экономику и вынуждала бизнес уходить из штата. Как и во всех других штатах, в Калифорнии работодатели обязаны обеспечивать страхование своих рабочих, чтобы покрывать медицинские расходы и компенсировать заработную плату тем, кто получил производственную травму. Однако в Калифорнии по сравнению со средним показателем по стране страховые премии удвоились. Как это произошло? В основном из-за того, что законы были написаны демократами настолько размыто, что это открывало простор для злоупотреблений. Я знал одного парня, который сломал ногу, катаясь в выходные на горных лыжах. Он не стал торопиться и обратился к врачу только в понедельник после работы. «Я сломал ногу на работе», – не моргнув глазом заявил он. И когда работодатели пытались оспаривать такие ложные заявления, рабочие неизменно одерживали верх. Еще я познакомился в тренажерном зале с другим парнем, который выполнял приседания со штангой весом четыреста фунтов. «Я на больничном», – сказал он.
– Что ты имеешь в виду? – изумился я. – Да ты берешь вес больше, чем я!
– Должен же я содержать свою семью, – сказал парень.
Профсоюзы, юристы и врачи продавили такие законы, что работник мог лечить любые заболевания, в том числе и не связанные со своей работой, и получать полную компенсацию платы за медицинские услуги. Это привело к системе неограниченного бесплатного здравоохранения, при котором за любое заболевание платил частный сектор. Для демократов эта лазейка открывала путь к заветной цели. Джон Бертон как-то так прямо и признался мне: «Компенсация больничных листов – это наш вариант всеобщего здравоохранения». Другими словами, закон был написан так, чтобы его нарушать.
Я стал экспертом в этом вопросе благодаря тому, что Уоррен Баффет занимался страхованием, и он говорил мне, как закон о компенсациях разоряет Калифорнию, еще задолго до того, как я решил принять участие в выборах. Мои союзники в деловом сообществе подготовили предложение, которое, в случае принятия его на референдуме, должно было положить конец всему этому. Это предложение было гораздо жестче законопроекта, который я параллельно проводил через законодательное собрание, – оно больше отнимало у рабочих. Но именно в этом и заключался стратегический замысел. Если наемные работники, адвокаты и врачи испугаются предложения, они, возможно, согласятся на более щадящий законопроект.
Я вовсю спекулировал этим предложением. Как только переговоры с законодателями заходили в тупик, я уезжал из Сакраменто и отправлялся по штату собирать подписи в поддержку референдума.
Этот план принес свои результаты. Демократы и профсоюзы, перепугавшись, согласились пойти на уступки, которые должны были позволить работодателям сэкономить большие деньги на страховых премиях. Однако демократы были страшно недовольны идеей референдума, поэтому они всячески затягивали переговоры, предлагая все новые поправки каждый раз, когда я показывал им новый мешок с подписями. Соглашения мы достигли только тогда, когда количество подписей в поддержку референдума достигло миллиона – что было уже достаточно для его проведения. Мой рычаг сработал. Благодаря нашим реформам страховые премии в течение следующих нескольких лет сократились на 55 процентов, и за первые четыре года в бизнес Калифорнии вернулось 70 миллиардов долларов.
И все же сам бюджет по-прежнему оставался разбитым. Однако когда я направил предложение на 103 миллиарда долларов на следующий финансовый год, который начинался 1 июля 2004 года, законодатели потратили целый месяц на бесплодные споры, и бюджет так и не был принят к назначенному сроку. Наступило 1 июля, прошла неделя, затем еще одна. Я обещал избирателям, что именно этого никогда не будет, – и внезапно вспомнил, что все мои предшественники в один голос предостерегали меня в день моей инаугурации, что бо́льшую часть лета мне придется потеть в Сакраменто. Убедившись в том, что рискую оказаться в той же ситуации, я воспользовался своим высоким рейтингом и обратился напрямую к народу. Выступая перед несколькими сотнями посетителей торгового центра в Южной Калифорнии, я заявил, что наши законодатели являются частью политической системы, которая «устарела, потеряла форму, недоступна и определенно не поддается контролю. У них не хватает духу выйти к вам и признаться: «Я не хочу представлять ваши интересы. Я хочу представлять интересы профсоюзов и адвокатов».
Я не жалею о том, что высказал все это. Однако следующей фразой я уже перегнул: «Я называю таких людей «мужиками в юбках». Они должны сесть за стол и принять бюджет».
Разумеется, выражение «мужики в юбках» сорвалось у меня с языка случайно. Это была та самая гневная импровизация, которой всегда опасалась моя команда. Моя шутка вызвала громкий смех. Толпа поняла, что я ссылался на комедийную передачу «Субботний вечер в прямом эфире», действующими лицами которой были Ганс и Франц[39]. Я также призвал избирателей стать в день выборов «терминаторами» и вышвырнуть вон законодателей, выступающих против моего бюджета.
