Роберт Масси - Николай и Александра
Существовало и еще одно обстоятельство, сказавшееся на участи императорской семьи. Из всех местных советов, словно грибы, выросших во всех частях России, в Екатеринбургском совдепе влияние большевиков ощущалось особенно. Уральские рабочие, стоявшие у доменных печей, и шахтеры, работавшие под землей, издавна отличались своей революционностью, благодаря чему край этот приобрел репутацию «Красного Урала». В 1917 году, еще до захвата власти большевиками в Петрограде, Екатеринбургский совдеп национализировал местные шахты и заводы. Уральские экстремисты, движимые иными, чем центральное руководство, целями, тоже старались заполучить царскую семью в свои руки. Попав в Екатеринбург, государь и его близкие из пешек в международной игре превратились в жертвы жестоких и мстительных злодеев. В марте Уральский областной совет обратился к московским властям с требованием разрешить ему увезти царскую семью в Екатеринбург.
Прежде чем из Москвы пришел ответ, в Тобольск прибыл большевистский отряд из Омска. Этот административный центр Западной Сибири был соперником Екатеринбурга и претендовал на главенствующую роль в Зауралье. В административном отношении Тобольск находился в подчинении у Омска, и красный отряд прибыл 26 марта не затем, чтобы увезти с собой царя, а чтобы разогнать местные власти, заменив их своими. Увы, императрица была уверена, что омский отряд прибыл, чтобы спасти ее семью. Увидев вступающий в город конный отряд, государыня, радостно всплеснув руками, подозвала к окну дочерей. «Смотрите, вот они – хорошие русские люди!» – воскликнула она. Жильяр вспоминает этот эпизод: «Ее Величество сказала мне, однако, что имеет основания думать, что среди этих людей много офицеров, поступивших в Красную армию в качестве солдат; она утверждала также, не поясняя, откуда она это знает, что в Тюмени собрано триста офицеров». Сам швейцарец оптимизма императрицы не разделял.
13 апреля в Тобольске появился отряд Заславского. Ответа из Москвы все еще не было, а без указаний из центра ни Кобылинский, ни начальник омского отряда не разрешали увезти царскую семью. Тогда Заславский потребовал заключить ее в местную тюрьму. Кобылинский стал возражать. В ответ комиссар со своими людьми начал вести пропаганду с целью разложения солдат охраны, призывая их не подчиняться полковнику. Именно в это время из Москвы прибыл комиссар Василий Васильевич Яковлев.
С самого начала личность нового посланца была окутана тайной. Узникам было известно, что должно прибыть какое-то важное лицо. Поговаривали, будто едет сам Троцкий. Но 22 апреля приехал Яковлев. Его сопровождал отряд в 150 бойцов и даже личный телеграфист для связи с Кремлем. После беседы с Кобылинским Яковлев отправился в губернаторский дом, где познакомился с государем, который представил ему сына и его воспитателя Гиббса. Для чего он прибыл в Тобольск, московский посланец не сообщил. Это был высокий, плечистый брюнет лет тридцати двух или трех. Несмотря на то что он был одет в форму простого матроса, чувствовалось, что это человек образованный. Речь его была грамотной, к государю он обращался «Ваше Величество», с Жильяром здоровался по-французски. Руки у него были чистые, с тонкими длинными пальцами. Несмотря на располагающую внешность нового комиссара, узники встревожились. «Все обеспокоены и ужасно встревожены. В приезде комиссара чувствуется неопределенная, но очень действительная угроза», – отметил в дневнике Жильяр.
Сразу по прибытии Яковлев предъявил полковнику Кобылинскому свои документы. Все они были выданы ему ВЦИКом и подписаны его председателем Я. Свердловым. Первый удостоверял личность Яковлева. В нем указывалось, что он член ВЦИКа, на которого возложено поручение особой важности. Второй представлял собой предписание на имя Кобылинского, а третий – на имя отряда. В бумагах содержалось требование беспрекословно подчиняться приказаниям московского комиссара, которому предоставлялось право расстреливать ослушников на месте.
Пререкаться Кобылинский не стал и по просьбе Яковлева провел его в губернаторский дом. Наследник был в постели: ушиб повлек за собой паралич обеих ног. Зрелище это расстроило комиссара. Немного погодя он привел армейского врача, осмотревшего мальчика и заключившего, что он серьезно болен.
При появлении Яковлева Пьер Жильяр встревожился. «Мы все ужасно встревожены. У нас чувство, что мы всеми забыты, предоставлены самим себе, во власти этого человека, – записал он в дневнике. – Неужели возможно, чтобы никто не сделал ни малейшей попытки спасти царскую семью? Где же, наконец, те, которые остались верными государю? Зачем они медлят?»
Утром 25 апреля специальный уполномоченный сообщил наконец Кобылинскому, в чем цель его приезда. Он объяснил, что сначала ему было поручено ВЦИКом вывезти из Тобольска всю семью. Однако, убедившись, что цесаревич серьезно болен, он вынужден изменить намерения. Проведя через собственного телеграфиста переговоры с Москвой, Яковлев заявил: «Я говорил по проводу с ВЦИКом. Приказано всю семью оставить, а государя перевезти». Московский уполномоченный попросил как можно скорее доложить о нем императору.
«После завтрака, в 2 часа, – показал Соколову Кобылинский, – мы с Яковлевым вошли в зал. В центре зала стояли государь и императрица. Остановившись от них на некотором расстоянии, Яковлев поклонился. Он сказал государю: „Я должен сказать вам, что я чрезвычайный уполномоченный из Москвы от центрального исполнительного комитета и мои полномочия заключаются в том, чтобы увезти отсюда вас и вашу семью. Но так как Алексей Николаевич болен, то я, переговорив с Москвой, получил приказ выехать с одними вами“. Царь заявляет: „Я никуда не поеду“. Яковлев говорит: „Прошу этого не делать. Я должен выполнить миссию, возложенную на меня. Если вы отказываетесь ехать, я должен или воспользоваться силой, или отказаться от возложенного на меня поручения. Тогда могут прислать вместо меня другого, менее гуманного человека. Со мной же вы можете быть спокойны. За вашу жизнь я отвечаю своей головой. Если вы не хотите ехать один, можете ехать с кем хотите. Завтра в четыре часа мы выезжаем“». И, поклонившись государю, а затем императрице, Яковлев уходит. Следом за ним пошел и Кобылинский, но государь сделал ему знак остаться. Николай II спросил у полковника, куда его намерены увезти. Тот не знал, но вспомнил, что в разговоре Яковлев заметил, что поездка займет четверо-пятеро суток, следовательно, повезут в Москву. Повернувшись к Александре Федоровне, государь сказал: «Ну, это они хотят, чтобы я подписался под Брестским договором. Но я лучше дам отсечь себе руку, чем сделаю это». Тут, продолжал Кобылинский, «сильно волнуясь, государыня сказала: „Я тоже еду. Без меня опять его заставят что-нибудь сделать, как раз уже заставили…“ Безусловно, государыня намекала на отречение государя от престола».
