Андрей Ковалевский - Нынче у нас передышка
Я лично не люблю думать о том, что будет в дальнейшем, так как считаю, что в нашем положении такие размышления нерациональны, ибо может быть, что и нас самих к тому времени, то есть к концу войны, не останется в живых. Такие шансы имеем и я, и она. Сейчас мне хотелось бы иметь ее всю полностью, но я признаю за ней полное право иметь собственную точку зрения на этот счет.
Через горы к морю
Все лето, то есть с апреля до сентября, я провел около гор, за которыми лежит Черное море. Сколько раз я мечтал пересечь их! Они и сами меня интересовали, и море, лежащее за ними, меня очень прельщало. Два раза я все же забирался в эти горы — участвовали в боях под Ниберджаевской. Но ведь за каждой достигнутой горой показывается другая, и она всегда кажется еще заманчивее. Так что исчерпывающее удовольствие я полагал получить, только пройдя все эти горы насквозь до моря. Но военный человек никогда не знает, "где его проляжет путь", и поэтому у меня не было уверенности, что желания мои сбудутся, тем более, что нашим боевым машинам действовать в горах очень трудно, они к этому не приспособлены. Но однажды снимаемся с очередной стоянки и трогаемся, — куда и что — точно не знаем, но направление — в горы.
Военная горная дорога. Крутые завороты, подъемы, спуски, обрывы, наспех наведенные мосты. Горы очень красивые, все поросшие лесом. Здесь хорошая охота на кабанов, оленей, коз. Недавно прошли дожди — грязно. Машины идут с большим трудом, надрываются. Провести их по такой дороге нужно уметь. Навстречу нам идут машины с ранеными, бочками из-под горючего, с ящиками из-под снарядов. Эти три категории машин всегда едут навстречу, если ехать к фронту. Вся дорога и окраины ее полны военной дорожной жизнью. Гул моторов, стук топоров, крики людей — все это, повторяемое горным эхом, создает какой-то непрерывный шум.
На крутых заворотах и опасных спусках — регулировщики: они здесь очень нужны, и работы им хватает. На более удобных местах — дорожные пункты для раненых. Здесь им дают 10–20 минут отдохнуть от дорожной тряски, поят водой, водят или носят оправиться. Работают в этих пунктах преимущественно девушки. Работенка у них не особенно приятная, и крутиться им приходится довольно быстро.
У меня в то время не было еще своей машины, и я со своими мастерами ехал на полуторке, груженной разными тяжелыми металлическими запчастями для самоходок. Впереди нас шла одна из наших самоходок. Сверху на броне сидело человек шесть наших людей. Впереди — глубокий овраг, через него земляной мост, очень узкий, только-только пройти нашей самоходке. Но водитель немного не рассчитал. Правая гусеница пришлась по самому краю моста. Сырая от дождей земля не выдержала, обвалилась, и самоходка со всеми людьми полетела в овраг. В воздухе она перевернулась кверху гусеницами. Большинство людей отделались легкими ушибами, но командир орудия угодил прямо под самоходку, но тоже сравнительно счастливо. Он попал под бронемаску пушки, и эта маска придавила ему обе ноги к земле. Но хуже всего было то, что вытащить его оттуда сразу не было возможности, а самоходка, упав на мягкий грунт, погружалась в него все ниже и все сильнее давила на нашего несчастного парня. Парень был молодой; он плакал, кричал, чтобы его скорей вытащили, а потом стал просить, чтобы его застрелили. В таком бедственном положении он пробыл не меньше сорока минут. Мы в это время, конечно, не спали. Сначала мы, с риском для себя, полезли под самоходку и попробовали вытащить его. Но ноги у него были придавлены, и это не удалось, только боль ему причинили. Потом мы остановили несколько проходящих машин и, взяв у них домкраты, стали стараться приподнять самоходку или хотя бы прекратить ее дальнейшее оседание в грунт, а другие стали подкапывать землю под нашим товарищем. В конце концов человека удалось спасти и отправить в ближайший медсанбат. Конечно, при работе этой было много безалаберщины, лишнего шума и нервозности, иначе можно было бы все это проделать скорее. Ну, а за самоходкой потом пришел наш тягач и еще два трактора и выдрали ее со всей землей из оврага, причем оказалось, что вследствие падения ее на мягкий грунт она почти не пострадала.
В пути до главного перевала мы встретили еще несколько наших самоходок, остановившихся по причине различных неисправностей. Потом они все к нам присоединились.
Медленно, с большим трудом машины идут к главному перевалу. Я решил пройтись пешком и пошел вперед к перевалу. Я не знал, где именно наивысшая точка и что я увижу за ней, да как-то в эту минуту задумался о чем-то. Вдруг подъем кончился — я на самом гребне Кабардинского перевала. Поднимаю голову, и… передо мной громадное водное пространство переливается и искрится под лучами солнца. Черное море! Как я давно мечтал увидеть море, и вот оно — передо мной. Берег высокий, горный, скалистый. На берегу красивое маленькое селение — Кабардинка. Смотрю 5, 10 минут и не могу насмотреться. До чего же красиво!
Наша полуторка тоже вскарабкалась на перевал. Дальше — крутой, извилистый, опасный спуск — до самого моря. Залезаем все в машину, а нас было в кузове человек 7. Водитель у нас был молоденький, неопытный. Машина старенькая, трепаная. Поехали. С правой стороны дороги все время очень крутой откос: дорога вырублена в склоне горы. До конца этого откоса очень и очень далеко. Если сорвешься с дороги, то даже и без машины остановиться не сумеешь.
Уже с самого начала нашего спуска водитель наш чуть было не задушил одну подводу, и у меня возникли солидные опасения за благополучный исход нашего путешествия. Так и получилось. В одном месте водитель хотел переключитьс третьей скорости на вторую, но у него это не сразу вышло. Машина стала набирать скорость. Водитель, видя такое дело, очевидно, слишком резко нажал на тормоза. Тормозные тяги лопнули, ну, и пошла наша полуторка, как ей хотелось, скорость все больше и больше, и вот уже скоро крутой поворот, — там мы полетим в пропасть. Все это проносится в моей голове молниеносно, да и события развиваются во время, измеряемое секундами. Момент, чтобы спрыгнуть, уже упущен. Теперь я хочу хотя бы избежать ударов металлических частей, которые накроют нас при переворачивании машины. Для этого я выбираю ноги на борт и готовлюсь спрыгнуть как можно дальше, чтобы гробиться отдельно от машины. Но дело обернулось иначе. Не знаю, нарочно или нечаянно, но водитель резко дал руль налево. Машина ударилась в каменную стенку, образованную при вырубании дороги. Она перевернулась, но не совсем, то есть не вверх колесами, а встала на бок. Все, кто был в кузове, вылетели, как пробки, а за ними полетели все запчасти из кузова, угрожая нам увечьем. Однако в откос никто из нас не полетел, а все ударились о каменную дорогу. Я, помню, изо всех сил оттолкнулся ногами от кузова, чтобы не быть придавленным перевернувшейся машиной и ее содержимым. Упал я на дорогу на локти и на коленки, саданулся крепко, но все же, хоть по-собачьи, но сделал два прыжка подальше от машины. Однако на четвереньках мне пришлось оставаться недолго, ибо на меня с разлету уселся один из моих мастеров, но в следующее мгновение он был сбит с меня вылетевшей из кузова тяжелой металлической деталью. За другими участниками нашего полета я не имел возможности и времени наблюдать, но в конечном результате на всех была кровь из разных источников, все хромали и охали. Некоторых помяло здорово, но никого не убило, — и то ладно.
