Леонид Жолудев - Стальная эскадрилья
Да, наши потери продолжали угрожающе расти. Когда эскадрилья поднималась в воздух, в строю вместе с резервными оказывалась пятерка или, в лучшем случае, семерка самолетов. Осиротевший технический состав распределяли между оставшимися экипажами. В конце июня, например, мою машину обслуживал уже тройной комплект техников и механиков. Это была невиданная и горькая роскошь, постоянно напоминавшая о тех, кого уже нет с нами.
В последних числах июля к нам впервые приехала группа артистов. Всем разрешили покинуть самолеты и послушать концерт. На импровизированную сцену вышел конферансье. Но едва успел он представить зрителям участников концертной бригады, как из штаба прибежал посыльный, и вся наша эскадрилья во главе с командиром немедленно покинула "зал".
На аэродроме нам доставили боевую задачу: нанести удар по скоплению вражеских войск и техники в районе Ильино, хорошо защищенном с земли и с воздуха. Полет предстоял дальний и опасный: истребительного прикрытия мы снова не получали. Рассчитывать можно было лить на тактическое мастерство командира, подготовку н слетанность экипажей, а также на... везение.
Недавно эскадрилья пополнилась звеном старшего лейтенанта Давыдова, прибывшим из какой-то части. Поэтому теперь в воздухе снова собралась девятка самолетов. Пасхин ведет нас "хитрым" маршрутом, меняя курс и высоту полота. Линию фронта прошли на высоте 2500 метров и значительно севернее цели для удара по пей с тыла. Затем снизились до бреющего. Под нами была земля Белоруссии. С малой высоты местность хорошо просматривалась. Изредка попадались населенные пункты.
13 район Ильино мы вышли на высоте 10-15 метров. Но где же колонны пехоты, танков, автомашин? Нет и предполагавшегося зенитного огня, нет истребителей. Открывшаяся перед нами картина оказалась исключительно мирной. В небольшом озере купались сотни вражеских солдат и офицеров. Многие загорали на берегу. Но мы заметили и боевую технику, укрытую неподалеку.
Нас явно не ждали. Длинная пулеметная очередь полоснула по берегу. Это открыл огонь Королев - опытный стрелок-радист экипажа Виктора Ушакова, За ним ударили по врагу остальные восемь ШКАСов.
А вот и главная цель! Под кронами больших деревьев сгрудились автомашины. Мы наскочили на них так неожиданно для себя, что штурман ведущей машины П.М. Николаев не успел сбросить ни одной бомбы.
Пасхин решил повторить заход и немедленно начал разворот. При выполнении маневра наше звено оказалось внешним, и мы вынуждены были увеличить высоту до 50 метров. Все остальные, в том числе и комэск, тоже несколько "приподнялись над землей", видимо для лучшего слежения за целью при прицеливании.
Но момент для внезапного удара был упущен. Против нас ощетинились не только зенитки, но буквально все огневые точки врага. Перед самолетами встала плотная завеса огня. Мы видели, как врезался в нее и сразу же загорелся самолет капитана Пасхина. Пламя быстро охватило всю правую плоскость. Бензобаки могли вот-вот взорваться. Но командир не стал ждать трагической развязки. Он качнул машину с крыла на крыло - сигнал "Атакую!" и перевел ее в крутое пике. Грохнул взрыв. В гуще вражеской техники вспыхнул огромный костер.
Не стало Александра Архиповича Пасхина - сердечного человека, мужественного бойца, отличного педагога. Скольких летчиков, в том числе и меня, обучил он полетам в облаках и в ночном небе! Сколько раз в предвоенное время он, окрыленный новой идеей, по душам говорил с нами и на занятиях и в часы отдыха об особенностях предстоящих боев в небе, о качествах, необходимых для достижения победы! Только потом, понюхав пороху, мы по-настоящему поняли, как правы были Пасхии и Полбин. Потрясенный гибелью командира эскадрильи, я до хруста в суставах сжал штурвал и, несмотря на бушевавший вокруг огонь, удерживал СБ на боевом курсе до тех пор, пока Аргунов полностью отбомбился.
Снова летим на бреющем - теперь уже домой. Вдруг из плотного боевого порядка "выпал" и начал быстро отставать самолет Сергея Щербакова. Неужели и его подбили! Без разрешения ведущего покидаю место в группе и пристраиваюсь к машине Сергея. Знаю, что штурман у него неопытен и, может быть, ему понадобится лидер или какая-либо другая помощь. Подхожу почти вплотную и внимательно рассматриваю самолет Щербакова. Левый мотор дымит, по умеренно, бывает хуже. А вот зияющие рваныо дыры в крыле - это уже посерьезнее. С такой аэродинамикой можно всего ожидать в полете и особенно на посадке.
Иду с Сергеем крыло в крыло. Он видит меня, пытается улыбнуться. Очень трудно ему сейчас: управление машиной стало тяжелым, она вяло реагирует на отклонение рулей, и это при одном работающем моторе. А ведь идем у самой земли, над территорией, занятой оккупантами, где вынужденная посадка равносильна смерти.
Группа ушла далеко вперед, ее уже едва видно. А мы в паре с Щербаковым на предельно малой скорости держим курс к линии фронта. Скорее бы перескочить ее. Там легче, там внизу - свои. И если покалеченную машину придется сажать, будешь думать только о том, где и как лучше это сделать.
Чтобы не выскакивать вперед, я выпустил посадочные щитки, приспособился к своему тихоходному "ведущему" н даже получил возможность посматривать по сторонам. Только теперь разглядел, что и на плоскостях моего самолета светятся неровные строчки пулевых пробоин. Оказывается, в горячке боя можно даже не почувствовать, как пулеметные очереди прошивают металл обшивки машины.
Наконец преодолеваем на бреющем линию фронта. Почти все опасности остаются позади, можно набрать высоту и следовать на свой аэродром. С трудом "наскребаем" 50-70 метров, и тут же меткая очередь нашего зенитного пулемета оставляет еще один след на правом крыле моего СБ. Крою в душе разгильдяев-зенитчиков, которые не могут отличить своего самолета от вражеского. Неужели не видят опознавательных знаков? Немедленно даю зеленую ракету - сигнал "Я - свой", но на всякий случай опять ныряем поближе к спасительной земле и выходим из зоны обстрела. Нет, надо срочно отыскать ближайший аэродром для посадки Щербакова.
Видимо, недаром говорят, что на ловца и зверь бежит. Небольшой доворот вправо по команде штурмана, и мы замечаем посадочную полосу, несколько наших истребителей на стоянках. Сергей осторожно входит в круг, делает один разворот, другой, снижается... Я виражу над летным полем, пока не убеждаюсь, что напарник благополучно приземлился. Потом покачиваю самолет с крыла на крыло и ложусь на курс к своему аэродрому.
Даже не думал, что после всего пережитого выйдет такая мягкая и точная посадка. Машина, теряя скорость, катится по стерне... И вдруг самолет заваливается на правое крыло, чертит им землю и резко разворачивается. Раздается душераздирающий скрежет, непередаваемый хруст ломающихся стальных подкосов шасси и... тишина. Ошарашенный неожиданным финалом, сижу в кабине, не в силах шевельнуть даже пальцем, а в голове одна мысль - придется ходить в "безлошадных", и в такое время, когда для остановки и разгрома зарвавшегося врага нужны каждая бомба, каждая пуля.
