Александра Анисимова - На короткой волне
Я сообщила командованию о происшедших за десять дней событиях.
В тот же вечер партизаны встретили в лесу двух людей. В одном из них, по нашим с Василием описаниям, они узнали майора. Забыв о том, что одеты в немецкую форму, партизаны бросились к ним. Майор и его товарищ спрятались за камнями и приготовились к обороне. Напрасно партизаны звали их выстрелы из автоматов были им ответом.
Эмиль - высокий, светловолосый, в аккуратно застегнутом на все пуговицы мундире лесничего - крикнул:
- Пане майоже, мы есть партизаны! Ася уж есть у нас! Василь теж у нас! Ходьте тутай, пане майоже!
Длительное молчание, последовавшее в ответ, удивило партизан. Они осторожно подошли к камням, но там никого не оказалось. Огорченные вернулись партизаны в бункер.
Все эти дни я думала, что будет, если майору не удастся разыскать пути в партизанский отряд... И почему-то с каждым днем росла уверенность, что он придет. Не может быть, чтобы он не пришел сюда, чтобы мы не выполнили задания.
Часто вспоминался Молчанов. Вспоминались отдельные слова из сожженных записок и писем, он сам - с неправильной походкой, грустными "лермонтовскими" глазами и чуть заметной усмешкой. Лежа в углу бункера, я прикрываю глаза и вижу его как наяву: красивого, светлого... По-моему, он самый красивый из всех...
Однажды я лежала в углу, у стенки, обшитой тоненькими стволами молодых буков.
- Ася! - позвал меня Василий. - Иди-ка сюда.
- Зачем?
- Иди, иди!
Я подошла, вернее, переползла по постелям ближе к нему.
- Понимаешь, в чем дело. Ребята хотят выучить нашу песню "Партизан Железняк". Мелодию я им напел, а слова не все помню. Может, знаешь?
- Конечно! Слушайте!
В степи под Херсоном
Высокие травы.
В степи под Херсоном - курган...
- О, панна Ася, не так громко! - улыбнулся Юзеф.
Но разучивание песни продвигалось медленно - с большим трудом выговаривались русские слова. Настроив рацию на Москву, я стала слушать концерт. Юзеф посмотрел на часы, включил свой приемник и поманил меня пальцем:
- Идите сюда, сейчас будет интересная передача.
В приемнике послышался мужской голос.
"Говорит Нью-Йорк! Говорит Нью-Йорк! Начинаем передачу для поляков. Что говорим - то говорим: хорошее или плохое, но всегда - правду!.."
Дружный хохот был ответом на последние слова.
- Давай, Юзеф, выключай эту "правду"! Достаточно! - крикнул Карел.Поищи что-нибудь поинтереснее.
Мне показалось, что Юзеф недоволен словами брата, но не захотел почему-то спорить с ним. Он молча покрутил ручку регулятора, и скоро все замолкли, прислушиваясь к тихому певучему голосу.
- Кто это? - поинтересовалась я.
- Злата Прага, - ответил Карел.
Наверху в крышку бункера постучали. Юзеф мгновенно выключил приемник. Все замерли, напряженно прислушиваясь. Стук повторился. Три удара с промежутками.
- Юрек... - облегченно вздохнул кто-то.
Первым спустился в бункер высокий черноволосый парень с поразительно белым лицом. За ним показался майор в запыленной одежде, обросший густой бородой. Я вскрикнула. Василий с заблестевшими от радости глазами бросился к нему.
Последним в бункер прыгнул Николай.
После ужина Юзеф, суетясь и заглядывая в глаза майору, начал разговор. Партизаны сидели вокруг, внимательно слушали и ни разу не перебили его. Николай что-то шептал Василию, размахивая руками.
- Село наше большое, - рассказывал Юзеф. - Часть домов расположена у шоссе, остальные разбросаны по горам, так что километров на пятнадцать в окружности будет. Район, в котором мы живем, называется Верхней Силезией, или, по-нашему, Гурны Шленск. В селах большинство населения фольксдойчи и райхсдойчи. Поляков мало, все они находятся под наблюдением полиции. В нашем селе находятся отделение полиции и рота солдат. Большая воинская часть стоит в семи километрах отсюда, в городе Устронь. Там еще лагерь военнопленных - русские, сербы...
То, что говорил Юзеф, не было новостью. Все это уже знало и наше командование, потому что я успела передать сведения.
- Чем вы здесь занимаетесь? - спросил майор.
- Да так... Военнопленным помогаем и остальным, которые на восток пробираются. Уже тридцать человек переправили. Народу у нас немного. Да вместе всем находиться попросту негде в бункерах. Оружия маловато: карабины, пистолеты - все это у немцев поотнимали. - И притихшим голосом добавил, наклонясь ближе к майору: - Оружия бы нам, пан майор, автоматов бы русских!
- Какой я тебе "пан"? - засмеялся майор. - А насчет оружия, может, что-нибудь и придумаем... Ты как партизаном стал?
- Повестки пришли нам - в армию призывали. Тут я и мои братья - Карел и Юрек - решили уйти в горы. Позвали Пауля, Людвика, Яна и ушли. Потом остальные присоединились. Сейчас нас уже пятьдесят человек.
- Связь имеете с кем-нибудь?
- В городе есть коммунисты. Мы иногда встречаемся.
- Хорошо бы связаться с ними, - оживился майор. Юзеф промолчал.
Я забралась в свой уголок. Закончив разговор, майор подсел ко мне.
- Рассказывай, как дела. Рация в порядке? - А в глазах у самого такая радость.
- Связь наладила. Месторасположение сообщила, обстановку тоже. Приказано оставаться здесь и заниматься разведывательной работой... А про Петра... ничего еще не сообщала. - Сразу погасла радость.
Вспомнился Петр. Перед вылетом он был назначен заместителем майора. Больше двух лет он партизанил в родных местах. Почему же он струсил в трудную минуту? Что-то мы в нем проглядели...
Майор рассказал мне о своих двухнедельных скитаниях в горах.
Когда он говорит со мной, за короткими деловыми фразами я слышу много недосказанных теплых слов. Понимаю - сейчас война. Не время. Но я верю, я дождусь, я услышу эти слова.
Конечно, он очень беспокоился обо мне. Особенно после того, как партизаны, которых он и Николай приняли за немцев, сказали, что я нахожусь у них.
Однажды днем они с Николаем пробирались через густой кустарник. Приближаясь к полянке, замедлили шаги. Майор прошел вперед, раздвинул кусты и замер: посреди поляны стояла шеренга солдат, держа карабины у плеча, и целила прямо в него. Да, именно в него, никого другого здесь не было. "Тренировка", - догадался майор.
Он пригнулся, махнул рукой Николаю. Уйти удалось просто чудом.
Поздним вечером, когда воздух в горах становится необыкновенно душистым и прохладным, когда темнеют леса и слышнее говор ручьев, майор с Николаем подошли к пастухам, сидевшим у костра. Те потеснились, уступая им место, достали кисеты с табаком. Закурили. Познакомились с помощью отдельных слов: польских, русских, украинских. На другой день пастухи проводили разведчиков к партизанам.
Ночью я долго не могла уснуть. Прислушиваясь к ровному дыханию спящих товарищей, думала, что нет, оказывается, никакой романтики в этой самой партизанской жизни. В глухой земляной норе лежишь в самом дальнем углу, из которого в случае опасности и не выбраться, глядишь в темноту, вслушиваясь в каждый шорох. Я вспомнила, как холодно и страшно было жить целую неделю в лесу одной. Мне стало жалко себя, и я заплакала.
