Н. Холодковский - Гёте. Его жизнь и литературная деятельность
В течение описываемого периода Гёте совершил несколько путешествий. Так, он ездил ненадолго в Карлсбад лечиться от ревматизма, был с герцогом в Лейпциге, а в конце лета 1797 года отправился в Швейцарию, чтобы встретить там Мейера, возвращавшегося из Италии. Приехав во Франкфурт, он представил своей матери Христиану и семилетнего Августа, которых вскоре отослал обратно в Веймар. Из Франкфурта Гёте поехал через Гейдельберг, Штутгарт, Тюбинген и Шафгаузен в Цюрих, где встретился с Мейером и совершил с ним богатую впечатлениями поездку по Швейцарии. Возвратившись в ноябре в Веймар, он привез с собою множество научных и литературных заметок и проект драмы «Вильгельм Телль», возникший у него под впечатлением картин природы и жизни Швейцарии, но оставшийся невыполненным. Конец столетия прошел у Гёте в том же тесном общении с Шиллером, который не переставал поощрять своего друга к более напряженной поэтической деятельности. Предубеждение публики против Гёте было в значительной мере рассеяно появлением его «Германа и Доротеи», и от него ждали теперь с большим интересом новых произведений. Но Гёте опять сделался на некоторое время малоплодовитым. Он писал, правда, мелкие стихотворения, начал некоторые крупные вещи, продолжал (очень медленно) обработку «Фауста», редактировал новый журнал «Пропилеи», предпринятый сообща с Мейером, – но в общем деятельность его нельзя было назвать особенно производительной. Тем ревностнее принимал он участие в поэтических трудах Шиллера, который находился в полном расцвете таланта, окончил свою трилогию «Валленштейн» и начал «Марию Стюарт». Гёте чрезвычайно усердно заботился о постановке «Валленштейна» на сцене веймарского театра и радовался успеху трилогии не менее самого Шиллера.
Поэтическая деятельность Гёте оставалась малопродуктивной и в первые годы наступившего девятнадцатого столетия. Причин этому было много. Прежде всего, Гёте трудно было разобраться в громадной массе материала, накопленного им в течение четырех десятилетий неустанного умственного труда. Его интересовало все: не было почти ни одной отрасли наук и искусств, которая более или менее не привлекала бы его к себе, заставляя оставлять недоделанными начатые работы. Дух его неудержимо стремился к всестороннему развитию, как бы инстинктивно стараясь вобрать в себя все впечатления, которые окружали Гёте в его богатой событиями жизни. «Чрезвычайно энергичный в исполнении однажды принятого решения, он очень сомневался, когда ему предстояло решиться на что-нибудь», – замечает о Гёте один из его лучших биографов – англичанин Льюис. К этому можно прибавить, что подобная нерешительность обусловливалась в делах литературных трудностью выбора между несколькими сюжетами, интересовавшими его в одно и то же время. Другая важная причина его медлительности и непроизводительности заключалось в отсутствии душевного спокойствия, столь необходимого для поэтической деятельности: семейные обстоятельства Гёте в рассматриваемое нами время были далеко не утешительны. Христиана стала мало-помалу обнаруживать некоторые не совсем приятные стороны характера: она слишком любила веселиться и танцевать, посещала балы иенских студентов и низших классов общества, а также пила слишком много вина. Унаследовала ли она эту дурную наклонность от своего отца, который был горьким пьяницей, или же привыкла пить вино вследствие того, что высшее общество было для нее закрыто и молодая женщина, естественно ища развлечений, принуждена была посещать общество сомнительного достоинства, – так или иначе, результат вышел одинаково грустный. Легко себе представить, при общем нерасположении веймарцев к Христиане, какая пища дана была злоязычию ее поведением и как все это должно было мучить Гёте, который не мог расстаться с Христианой, потому что продолжал любить ее и считал себя связанным с нею чувством чести и долга.
Фихофф в своей солидной биографии Гёте указывает еще на одну причину, которая должна была обусловить некоторый упадок его поэтической деятельности. Причина эта – влияние философских бесед с Шиллером, вовлекших нашего поэта в несвойственную ему метафизическую область мышления. Гёте стал будто бы именно под их влиянием интересоваться философией Шеллинга, Фихте и Канта, стал слишком усердно обсуждать сюжеты и теоретизировать, вместо того чтобы отдаться непосредственному творчеству, прямо выражающему идеи в образах. Так это или нет, – во всяком случае в произведениях Гёте с этого времени начинает явственно пробиваться стремление к символизации, к приданию образам и описаниям аллегорического философского смысла.
Наиболее важным результатом деятельности Гёте в 1800—1805 годах было продолжение «Фауста», то есть дополнение первой и наброски для второй части. Кроме того, он написал драму «Внебрачная дочь», несколько стихотворений, исторических и критических статей и так далее.
Из новых знакомств, сделанных нашим поэтом за это время, следует отметить сближение его со знаменитым музыкантом Цельтером, уже ранее переписывавшимся с Гёте, а в 1803 году проведшим две недели в Веймаре. К этому же времени относится и знакомство его с молодым филологом Римером, которого Гёте взял домашним учителем к своему сыну и который впоследствии сделался домашним секретарем поэта. В 1804 году в Веймар приехала знаменитая французская писательница г-жа Сталь. С ней Гёте старался видеться и разговаривать как можно меньше, так как бойкая француженка напрямик объявила ему, что напечатает все, что от него услышит. С г-жой фон Штейн у Гёте произошло некоторое сближение в 1801 году, когда он был опасно болен (у него было рожистое воспаление кожи головы, опухоль на шее и судороги) и она принимала в нем участие, постоянно справляясь о его здоровье. Зато в 1803 году Гёте потерял одного из прежних своих друзей, с которым он, однако, в последнее время не был особенно близок: после долгой болезни умер Гердер.
1805 год начался для Гёте несчастливо. Новогодним утром он написал Шиллеру письмо, в котором поздравлял его «с последним Новым годом». Написав эти слова, он был охвачен суеверным предчувствием, что этот год будет последним для него или для Шиллера. Поспешно разорвав письмо, он написал другое, но отделаться от неприятного предчувствия все-таки не мог. В феврале оба поэта опасно захворали: у Гёте случилась почечная колика, а у Шиллера – сильная лихорадка. В начале марта Шиллер несколько поправился и навестил больного Гёте. Друзья сердечно обнялись и оживленно беседовали. В конце апреля Гёте почти совсем выздоровел и пришел к Шиллеру, который в этот день собирался в театр. Это было последнее их свиданье: в тот же вечер Шиллер сильно простудился, слег и более не вставал. Вечером 9 мая, когда Шиллер умер, Мейер сидел у Гёте. Его вызвали на улицу и сообщили печальную новость, после чего у него не хватило духу возвратиться к Гёте. Последний, впрочем, уже догадывался, что дело плохо. «Шиллер, вероятно, очень болен», – сказал он Христиане и более не говорил ни слова в тот вечер, точно боясь услышать грозную весть. Лишь на следующее утро он спросил опять: «Правда, что Шиллеру было вчера очень плохо?» Христиана разразилась рыданиями. «Он умер!» – сказал Гёте и закрыл лицо руками…
