Валентин Бадрак - Стратегии гениальных женщин
Но жизнь Вечного города продолжалась, и на очереди уже стояло все потомство развратной Юлии и славного Агриппы. Ливия играла, и играла страстно, как только можно играть в азартные игры, где ставкой является жизнь. Поэтому каждая победа приносила ей сладострастное удовольствие от достигнутого, чувство, возможно, более сильное, чем экстаз, которого эта женщина, скорее всего, никогда не испытывала.
Смерть Друза оказалась неожиданной для всех. Многообещающий полководец случайно упал с коня, сильно поранив ногу о камень. В полевом лагере быстро развилась смертельная гангрена… На самом деле история с гибелью Друза гораздо более запутана, чем может показаться на первый взгляд. Дело в том, что Друз был ярым сторонником восстановления республиканских традиций и почти требовал от Августа отказаться от императорских полномочий, перейдя, как Сулла, в ранг обычных свободных граждан Рима. Естественно, что такая позиция никак не могла устроить властелина Рима. А для Ливии она породила страшную дилемму в виде выбора между собственной безопасностью, интересами мужа и старшего сына, с одной стороны, и интересами младшего – с другой. Некоторые факты прямо указывают на то, что Ливия, хотя в это трудно поверить, вычеркнула из жизни младшего из своих сыновей. Болезнь Друза вряд ли была смертельной – в походах заживали и более тяжелые раны. Известно, что присланное накануне падения письмо Друза довольно неоднозначно было воспринято Августом и Ливией. В ответ Ливия отправила в военный лагерь к Друзу личного врача. Даже Тиберию показалось, что это был смертный приговор брату. Иначе бы, узнав о его фатальном падении с коня, он не отправился бы к брату так поспешно. Еще ни разу в жизни Тиберий так не спешил: 500 миль и Альпийский хребет он преодолел, передвигаясь практически без сна, за двое суток и день. Никто из сопровождавшего полководца эскорта телохранителей не смог выдержать такой темп: они отстали. Тиберий застал Друза при смерти – он понял, что опоздал. Путь назад он прошел пешком рядом с телом брата… Это был немой протест против матери, ибо Тиберий вполне осознавал, что при других обстоятельствах он мог бы оказаться на месте своего брата. Впрочем, прямыми доказательствами причастности Ливии к гибели своего младшего сына историки не располагают.
Борьба за трон
Но со смертью Друза угроз принципату не поубавилось. Стареющая Ливия незаметно становилась бабушкой империи. Несмотря на окружающую ее роскошь, она вела, пожалуй, даже слишком умеренный образ жизни, без всяких излишеств. Единственное, что она позволяла себе, – дорогую косметику и самые изысканные восточные духи; Ливии хотелось как можно дольше сохранить свою женскую привлекательность. Она уже свыклась со своей ролью, так же как и империя смирилась с положением этой женщины.
Тем временем уже подрастало новое поколение наследников. Стали взрослыми дети Юлии и Агриппы: Гай, Луций и Агриппа Постум. Пока меньше опасений вызывали у Ливии дети Друза – ее родные внуки. Правда, если Клавдий был явно неполноценным и вызывал смешанные чувства, то Германик казался точной копией своего мятежного отца и ее непокорного сына. Она могла прогнозировать, что в далеком будущем этот юноша, так же как и Друз, может проявить себя в ненавистном для нее качестве – яростного защитника республиканских идей. Но пока до этого еще было слишком далеко, и мысли Ливии занимали внуки Марка Агриппы, все больше становившиеся головной болью для мачехи Римской империи.
Поощряемые Августом, они смело делали первые шаги в политике и военном искусстве, вызывая смешанные чувства у Ливии. К этому добавилась еще одна проблема: после недвусмысленных намеков Августа на то, что преемником станет кто-нибудь из прямых наследников, скорее всего Гай или Луций, Тиберий, то ли не желая вступать в кулуарную борьбу с внуками императора, то ли из обиды за такое обхождение, отправился в добровольную ссылку на остров Родос. Кроме того, его отъезд стимулировало откровенно развратное поведение Юлии, которая не стеснялась участвовать в оргиях. Сексуальная свобода жены, естественно, оскорбляла мужское достоинство Тиберия, но, снедаемый бессильной злобой, он ничего не мог предпринять против дочери императора, кроме как дистанцироваться от нее, чтобы сохранить лицо, – ведь, следуя существующим канонам, он должен был привлечь ее к ответственности и даже к публичному суду. Более того, влиятельные любовники Юлии с ее подачи тоже вели борьбу на уничтожение, понимая, какую угрозу трем сыновьям Агриппы представляют Тиберий и его зловещая мамаша. Ливия была возмущена бегством сына, но она никогда не делала ставку дважды на одного и того же человека и, судя по ее поступкам, никогда не испытывала подлинной материнской любви. Тиберий был для нее лишь одной из опор, но далеко не основной надеждой, и в крайней ситуации она так же легко отказалась бы от него, как и от Друза. Другое дело, что Август старел и надо было всерьез позаботиться о преемнике. Поэтому все, что она постаралась сделать после отъезда Тиберия, – это превратить невыгодную ситуацию в козырь. В Риме начался новый виток борьбы за власть, такой же бессмысленный, как и предыдущие.
С подачи Августа два его внука – Гай и Луций – стали консулами в неподобающе юном возрасте, и к тому же в обход существующих законов. Впрочем, к этому также приложила руку и Ливия, позаботившись о формировании противоречивого общественного мнения относительно будущих наследников. Она прекрасно осознавала, что для молодых искателей власти нет ничего более опасного, чем слишком раннее возвышение. Молодость всегда идет дорогой просчетов, оступаясь и с трудом нащупывая верный путь; она же умела превращать мелкие погрешности в фатальные ошибки.
Потом все было, как в обычном сценарии древней сказки: Луций самым непредсказуемым и шокирующим образом умер в Марселе, а ровно через два года после легкого ранения в военном походе в Армению не менее таинственно при лечении раны умер и Гай. Впрочем, римское общество не было оглушено: агенты влияния Ливии сумели скорректировать мнение всех сословий в пользу возвращающегося из изгнания Тиберия. После семилетнего отсутствия сына, сопровождавшегося неизбежным падением его авторитета и политического влияния, Ливия уже видела в нем бо́льшие перспективы, чем в императоре. И дело было вовсе не чувствах, а в жестоком прагматическом расчете. Тиберий был смирен и подавлен, им она могла управлять, как марионеткой из кукольного театра. Просчитывая замену Августа на властном Олимпе, Ливия заботилась в первую очередь о себе, а не об удовлетворении амбиций сына. Если бы существовал другой человек, способный дать ей дирижерскую палочку для незаметного управления римским оркестром в виде сената, она, не задумываясь, сделала бы шаг в его пользу. Но такого человека не было, а Тиберий был сделан из того же жуткого теста, что и она сама. Их связь была основана на вероломстве и жестокости, поэтому они хорошо понимали поступки друг друга, им было легче договориться. Август же был подкошен молодыми смертями, он сдавал позиции, видя теперь в Ливии единственную опору. Молчаливого и скрытного Тиберия он не любил, но с подачи жены пришел к выводу, что в создавшейся ситуации этот угрюмый, словно восставший из могилы человек, внушающий своей суровой рассудительностью страх и уважение одновременно, является единственной гарантией его личной безопасности и спокойствия империи. Он не знал, что Тиберий уже поклялся матери слушать ее до конца своих дней за обещание вернуться в Рим. И вот цель достигнута: в какой-то странной пелене спокойствия, без пышных торжеств и помпезности он стал наследником и вторым лицом империи. Август официально усыновил Тиберия, которому было уже за сорок.
