Николай Храпов - Счастье потерянной жизни т. 2
Павел остался еще на месяц, чтобы ликвидировать недоделанное, и в это время оказался свидетелем ужасного события.
Идя в контору, по одной из улиц, он наблюдал, как большая толпа ссыльных копала глубокую траншею дренажного назначения. Исхудалые, по колено в торфяной жиже, на его глазах люди углублялись все ниже и ниже — до тех пор, пока самые нижние, едва заметно, копошились на дне и тройной перекидкой выбрасывали торфяную массу наверх. Выгибаясь, досчатые крепления еле сдерживали рыхлые борта траншеи.
В одно утро Павел заметил на знакомой улице, что люди кучками стояли на деревянных тротуарах и о чем-то оживленно рассуждали. Некоторые из женщин, с горьким плачем, заглядывали в траншею. Оказалось, что крепления траншей не выдержали, и, начиная с одного конца до другого, с ужасным треском, ломаясь под натиском торфяной массы, рухнули — и вместе с собой погребли очень многих несчастных землекопов: кого — на самом дне, кого — на промежуточном настиле для перекидки. Всю ночь работали подошедшие на помощь другие ссыльные, но спасли лишь немногих, так как рухнувшие траншеи превратились в бесформенные котлованы, в которых работать было почти невозможно. Матери, жены и дети некоторых погибших растерянно бегали вдоль улицы, с воплем. Их с трудом останавливали, подъехавшие какие-то начальники, и увозили от места происшествия.
Павел был так подавлен этим событием — как никогда в жизни. Придя домой и рассказав о случившемся, он стал относиться к отцу и его друзьям еще сочувственнее.
Наконец, подошло время и его сборов. В один из солнечных февральских дней Петр Никитович провожал своего сына на вокзал. Павел не скрывал того, что он так охотно покидал эти места, бесчисленно раз проклятые живыми и умирающими страдальцами, но был очень рад, что в течение этого года смог как-то облегчить тяжелую участь своего отца и быть очевидцем людских страданий.
Во много раз он теперь чувствовал себя счастливее по сравнению с тем, когда получал выпускную отличную аттестацию в Подольске. Вспоминая впечатления от первого нашумевшего кинофильма "Путевка в жизнь", Павел, расставаясь с Архангельском, сказал про себя:
— Вот здесь я получил настоящую путевку в жизнь, и если я еще ничего не успел определить для себя прочного, то во всяком случае, много уже приобрел, чтобы безошибочно определиться в будущем.
— Павлуша! — обнимая его, проговорил старец А. Н. Хоменко, — не забудь моего вопроса о будущих знаменосцах истины!
* * *
Дома с матерью Павел встретился радостно и бодро; преображенная за это время "лачуга", как он ее назвал, оказалась ему так по душе, что лучшего и не надо было желать.
По прибытии Павел заторопился со своим устройством в родном городе, заявив матери, что в Подольск у него не будет никакого возврата.
Бродя по городу, он решил зайти к своему крестному Никите Ивановичу, и был встречен им с радостным восхищением. До позднего вечера провели они в беседе. Никита Иванович был в восторге от своего крестника, не только имея в виду внешний вид, но удивлялся его умным разговорам и такой, на редкость богатой, осведомленности в разнообразных вопросах жизни.
— Хм… в пятнадцатом году тебя хоронить собрались, а ты, смотри, в какого кавалера вырос! — удивленно проговорил он. — Ну, что думаешь о дальнейшем?
Павел рассказал крестному о всем, пережитом семьею и им самим. Выразил свое желание — устроиться на работу и, если возможно — на учебу.
Никита Иванович, имея давнее расположение к семье Владыкиных, а теперь и к Павлу, зная всю подноготную его отца еще с времен ухарской молодости, обещался помочь. Через 2–3 дня Павел, действительно, был принят на тот машиностроительный завод, где 10 лет назад работали его родители.
В памяти быстро восстановилось то, что им было приобретено во время учебы, и репутация Павла росла очень быстро.
Чуткое и справедливое отношение к вверенному кругу людей, успешное и старательное выполнение, возложенных на него обязанностей, расположило к нему администрацию отдела и руководителей общественных организаций, а также выдвинуло его среди рабочей молодежи на заметное место.
В городе был подготовительный факультет, как филиал Московского Государственного Университета (МГУ-1), куда Павел был принят условно, на курс, предшествующий выпускному; вскоре он успешно освоил программу занятий.
На заводе им заинтересовалась инженерно-техническая секция (ИТС). Они приняли Павла в свои ряды, кандидатом и членом клуба ИТР, где работало несколько кружков, рассчитанных на повышение технического и общего образования среди рабочей молодежи.
В 1934 году по заводу была введена служба диспетчеризации, и Павел сразу же был поставлен помощником диспетчера отдела. Таким образом, ему открылась настолько широкая дверь в жизнь, что у него произошло головокружение от успехов, а ему не исполнилось еще и 20-ти лет.
Из рога обилия благ, Господь щедро изливал на Павла Свои благословения, хотя тот и не понимал подлинной причины всего, не видя в этом Божией десницы, открытой для него, за его отношение к отцу.
После устройства Павла, была принята на работу и Луша, по своей старой профессии, получив высокую оценку мастерства.
С нескрываемой завистью, наблюдал за ростом Павла в отделе старый мастер Куликов. Часто, когда собирались в кабинете ИТР, он рассказывал об отце Павла, когда тот, в годы молодости, был принят им на работу простым рабочим, тогда как Куликов был уже мастером. Теперь его сын, едва поднявшись из холщовых штанов, уже получает на 15 целковых больше его и сидит в кабинете. Павел уважал старичка, оказывал ему всегда должное почтение, и это не давало разгораться зависти в душе старого мастера. Изредка, в отсутствии Павла, он все-таки сознавал:
— Что ж, то что есть — не отнимешь от него, парень башковитый и не заносчивый, старательный; придраться бы захотел — да не к чему, пусть растет — не жалко, разумные люди везде нужны, только голову не сломал бы, — заканчивал он беззлобно.
Благодаря Павлу, их с Лушей прикрепили на снабжение к магазину ИТР, и материальная жизнь их заметно улучшилась. Близкие и знакомые, с завистью и восхищением, наблюдали за этой семьей, особенно, когда по городу они проходили вместе, вспоминая, как совсем недавно, они были обречены на гибель.
* * *
В жаркий июльский день Архангельск, омытый дождичком, белел чистотою дощатых тротуаров и дышал свежестью распустившейся зелени.
В приемной управления УСЛОНа, среди освобождающихся ссыльных, ожидал своей участи и Петр Никитович. Из заветных дверей один за другим выходили воры, мошенники, конокрады и другие преступники, отбывшие срок ссылки, с документами в руках. Толпой их окружали товарищи по прожитым скитаниям и, заглядывая в новые бумажки, радовались их возвращению к семьям.
