Юрий Емельянов - Сталин. На вершине власти
Марксистское положение о том, что в переходный период страна будет управляться «диктатурой пролетариата», помогало обосновать сохранение командных методов управления страной на неопределенно долгий срок. В то же время считалось, что при коммунизме будут не только удовлетворены материальные и духовные потребности людей, но и исчезнет необходимость в «диктатуре пролетариата» и государства как такового. Счастливое будущее, о котором мечтали «сталинские выдвиженцы», рядовые коммунисты и миллионы советских людей, поддерживавших партию Сталина, казалось им близким и вполне реальным.
В то же время постоянное и обостренное внимание советских людей к международному положению позволяло им мириться с многочисленными ограничениями свобод и демократического волеизъявления. Из постоянных лекций, бесед и публикаций по международному положению советские люди знали, что существование развитых демократических институтов в тогдашнем мире было скорее исключением, чем правилом. У власти большинства независимых государств Европы, Азии и Америки находились фашистские и военные диктатуры или традиционные деспотические режимы. В Испании, Португалии, во многих странах Латинской Америки, в балканских странах провозглашаемые очередной народной революцией свободы и демократические порядки неоднократно сметались очередным государственным переворотом военной хунты.
В 1930-е годы устойчивые институты представительной демократии существовали лишь в нескольких странах – США, Великобритании, Франции, Японии, Швеции, Норвегии, Дании, Финляндии, Швейцарии, Бельгии, Нидерландах, Люксембурге, Чехословакии, а также британских доминионах – Канаде, Австралии, Новой Зеландии и Южно-Африканском Союзе. Из них республиканский режим был лишь в США, Франции, Швейцарии, Чехословакии и Финляндии. В то же время некоторые из этих стран (Великобритания, Франция, США, Япония, Бельгия, Нидерланды), сохраняя свободы и демократические институты у себя на родине, отказывали в них населению принадлежавших им колоний. В начале 1930-х годов чуть не половина населения планеты жила в условиях жестокого колониального режима. Кроме того, даже в странах, именовавших себя «демократическими», существовали различные ограничения демократии и свобод. В Японии, например, сочетались такие институты, как монархия и выборный парламент, при этом власть фактически принадлежала милитаристским группировкам, а деятельность марксистских партий была запрещена. На Юге США были ограничены политические и социальные права негритянского населения. Аналогичные ограничения «цветного» населения существовали в Южно-Африканском Союзе.
Наконец, возможность пользоваться свободами и представительными институтами в «демократических» странах во многом зависела от материального положения граждан. Избрание тех или иных деятелей на высшие государственные посты фактически предопределялось влиятельными финансовыми и промышленными кругами. Поэтому Сталин, как и все коммунисты, имел основание высмеивать «буржуазную демократию» как прикрытие господства классов наиболее обеспеченных людей.
С точки же зрения большинства коммунистов тех лет, СССР являлся страной подлинной демократии, так как советский строй отстаивал интересы простых людей и открывал для них невиданные прежде возможности. Поэтому коммунисты и многие беспартийные советские люди решительно опровергали любые утверждения о подавлении свобод и отсутствии демократии в СССР, о личной диктатуре Сталина, ссылаясь на то, что он не возглавляет ни высший законодательный орган власти – Центральный исполнительный комитет Советов депутатов трудящихся, ни исполнительный орган власти – Совет народных комиссаров СССР. Ссылались и на то, что пост генерального секретаря, занимаемый И.В. Сталиным, является выборным, а на каждом съезде партии кандидатура Сталина наравне с другими кандидатами в члены ЦК ставится на голосование делегатов, а затем пленум ЦК избирает тайным голосованием Политбюро, Секретариат и Оргбюро.
На деле ни для кого не было секретом, что, не имея титула диктатора или императора, Сталин, благодаря поддержке общества и своих «выдвиженцев», фактически получил мандат на неограниченную власть.
В советской системе Сталин играл роль верховного судьи, к которому обращались, когда решения других властей не устраивали людей. Для многих он был последней надеждой на помилование от жестокого приговора или даже на спасение от роковой болезни. Лион Фейхтвангер вспоминал один устный рассказ о том, как Сталин послал в Центральную Азию аэроплан с лекарствами для умирающего ребенка, которого без них не удалось бы спасти. Булгаков видел в Сталине человека, способного решить его личную судьбу, а Шолохов считал, что лишь он может спасти от голодной смерти 49 тысяч его земляков.
Для миллионов простых людей Сталин олицетворял традиционного для общинных отношений мудрого главу семьи или рода, сурового, но по-отечески справедливого, рачительного хозяина.
Умение Сталина вникать в организационные и технические стороны дела, терпеливо и внимательно изучать детали любого вопроса, его блестящее владение данными статистики по отдельным отраслям хозяйства высоко ценились окружающими, и они за глаза стали называть его Хозяином. По словам Н.К. Байбакова, И.В. Сталин «был дотошен, вникал во все мелочи» и «знал многих директоров крупных государственных предприятий и в лицо, и по имени-отчеству».
Степень информированности позволяла ему говорить со специалистами на равных.
Вспоминая свою первую встречу со Сталиным, авиаконструктор А.С. Яковлев писал: «Сталин задал несколько вопросов. Его интересовали состояние и уровень немецкой, английской и французской авиации… Я был поражен его осведомленностью. Он разговаривал как авиационный специалист. «А как вы думаете, – спросил он, – почему англичане на истребителях «Спитфайр» ставят мелкокалиберные пулеметы, а не пушки?» – «Да потому, что у них авиапушек нет, – ответил я. «Я тоже так думаю, – сказал Сталин. – Но ведь мало иметь пушку, – продолжал он. – Надо и двигатель приспособить под установку пушки. Верно?» «Верно». «У них ведь и двигателя такого нет?» – «Нет». «А вы знакомы с работой конструктора Климова – авиационным двигателем, на который можно установить двадцатимиллиметровую авиационную пушку Шпитального?» – «Знаком». – «Как вы расцениваете эту работу?» – «Работа интересная и полезная». – «Правильный ли это путь? А может быть, путь англичан более правильный? Не взялись бы вы поскорее построить истребитель с мотором Климова и пушкой Шпитального?» – «Я истребителями никогда не занимался, но это было бы для меня большой честью». – «Вот подумайте над этим… Когда надумаете, позвоните. Не стесняйтесь… Желаю успеха. Жду звонка». Комментируя эту беседу, А.С. Яковлев замечал: «В то время самолет, вооруженный двадцатимиллиметровой пушкой, уже был у немцев – «Мес-сершмитт-109». Видимо, Сталину это не давало покоя. Готовя перевооружение авиации, Сталин, очевидно, стремился избежать ошибки при выборе калибра пулеметов и пушек для наших истребителей».
