Николай Никитин - Освоение Сибири в XVII веке
Свирепые бури часто разбивали суда и при плавании вдоль восточносибирского побережья (вспомним поход Алексеева — Дежнева). Подолгу задерживали полярных мореходов и «прижимные ветры», вынуждая идти «бечевою и греблею, мучая живот свой». Однако главную опасность в этих плаваниях представляли льды. До нас дошли рассказы мореходов о том, как «льды ходят и кочи ломают», как «затирает теми льды заторы большие». Иной раз лишь «с великой нужою» удавалось провести коч «промеж льды»: через них мореходы «выбивались и просекались», плыли, выбирая свободные или покрытые тонким льдом места, двигались «по заледью возле земли… по протокам». Лед «испротирал» защищавшие корпус судна' «нашивки» и «прутье», суда замерзали в открытом море, подолгу оставаясь «в заносе» вдали от берегов «без дров, и без харчу», и без воды. В таких случаях, бросив кочи, «волочились» пешком на берег, «перепихиваясь с льдины на льдину», при этом далеко не всегда удавалось захватить с собой из кочей «запасы». «Морем идучи, оцынжали, волочь не в мочь», — так, случалось, объясняли полярные мореходы гибель своего груза. Кроме того, и во время благополучных плаваний они часто страдали от недостатка свежей воды и продовольствия, от цинги, случавшейся, по их мнению, «от морского духу и дальнего нужного пути».
Положение полярных мореходов осложнялось и трудностью устройства для них опорных пунктов непосредственно на побережье. Остроги и зимовья, в которых мореходы могли бы укрыться и отдохнуть, на севере Сибири прятались в глубине устьев рек и заливов («губ»), нередко в сотнях километров от моря. Нельзя также не учесть, что на годы подъема полярного судоходства пришлось такое явление, как обмеление и повышение ледовитости полярных морей (в конце 40-х и в начале 50-х гг. XVII в.). Не приходится удивляться, что в этих условиях во льдах погибало до двух третей шедших северным морским путем судов. Удивительно другое: само существование полярного мореходства и его бурное развитие в XVII в.
Рассматривая природные условия, в которых протекала деятельность землепроходцев, нельзя не остановиться на чрезвычайной суровости сибирского климата. Долгая сибирская зима страшит своими морозами жителя Европейской России и поныне, между тем ученые выяснили, что в XVII в. холода были более жестокими, чем в настоящее время. Трудным периодом было и короткое, но жаркое лето Сибири. Оно и сейчас изводит не столько зноем, сколько немыслимо кровожадными полчищами гнуса, способного довести до исступления непривычного человека. «Гнус — это вся летучая мерзкая гадость, которая в летнее время днем и ночью пожирает людей и животных… Владения его необъятны, власть безгранична. Он доводит до бешенства лошадей, загоняет лосей в болото. Человека он приводит в мрачное, тупое озлобление… Это целое сообщество кровососов, работающих посменно, круглосуточно целое лето. Гнус прежде всего поражает и давит своей массой. Он не появляется, а именно наваливается…» Так писал советский географ В. П. Кальянов, прошагавший не одну сотню верст по Сибири. В XVII в. посланник в Китай Николай Спафарий отметил, что в Сибири «от мошек» без специальной защитной сетки «человек ходить не может и получетверти часа».
Нельзя не учесть также, что при неимоверной протяженности переходов раннее замерзание рек и позднее их освобождение ото льда не только замедляли передвижение, но и сильно осложняли снабжение первых переселенцев. Почти все они, не имея возможности сразу же приспособиться к новой обстановке, испытывали периоды как недоедания, так и острого 'голода, постоянно ощущали недостаток в самом необходимом. В частности, ратные люди подолгу вынуждены были служить «великому государю» без жалованья, как они говорили, «с травы и воды». В походах им нередко приходилось питаться «сосновой и лиственной корой» и «всякою скверною».
Характерна судьба отряда Онуфрия Степанова, сменившего Ерофея Хабарова на Амуре. Незадолго до своей трагической гибели (в 1658 г. отряд был разгромлен маньчжурами) он писал в Якутск: «Ноне все в войске оголодали и оскудали, питаемся травою и кореньем… А сойти с великия реки без государева указу не смеем никуда. А богдойские воинские люди под нами стоят близко, и нам против их… стоять и драться стало нечем, пороху и свинцу нет нисколько».
Малейший просчет в организации военно-промысловых экспедиций в сибирских условиях мог привести к трагическим последствиям, как это, например, случилось с участниками похода Пояркова на Амур. Вспомним, что тогда из-за задержки с подвозом «хлебных запасов» от голода и сопутствовавших ему болезней за одну зиму умерло более 40 человек из 132. В случае же кораблекрушения у пустынных берегов «голодною смертью» и «цынгою» нередко умирали все, кому удавалось спастись от разбушевавшейся стихии. Но и вышедшие живыми из подобных испытаний еще долгое время ощущали последствия недоедания, тяжелой изнурительной работы, страдали от болезней, вызванных переохлаждением, длительным пребыванием в дымных, тесных и переполненных жилищах…
И при всем этом Сибирь была пройдена русскими вдоль и поперек за какие-то полвека. Вот какие чувства вызвал этот факт у известного советского писателя (и, что немаловажно, коренного сибиряка) В. Г. Распутина: «Уму непостижимо! Кто представляет себе хоть немного эти великие и гиблые расстояния, тот не может не схватиться за голову. Без дорог, двигаясь только по рекам, волоком перетаскивая с воды на воду струги и тяжелые грузы, зимуя в ожидании ледохода в наскоро срубленных избушках в незнакомых местах и среди враждебно настроенного коренного кочевника, страдая от холода, голода, болезней, зверья и гнуса, теряя с каждым переходом товарищей и силы, пользуясь не картами и достоверными сведениями, а слухами, грозившими оказаться придумкой, нередко в горстку людей, не ведая, что ждет их завтра и послезавтра, они шли все вперед и вперед, все дальше и дальше на восток. Это после них появятся и зимовья на реках, и остроги, и чертежи, и записи «расспросных речей», и опыт общения с туземцами, и пашни, и солеварни, и просто затеей, указывающие путь, — для них же все было впервые, все представляло неизведанную и опасную новизну. И сейчас, когда каждый шаг и каждое дело сибирских строителей и покорителей мы без заминки называем подвигом, нелишне бы помнить нам и нелишне бы почаще представлять, как доставались начальные шаги и дела нашим предкам… Для осознания их изнурительного подвига не хватает воображения, оно, воображение наше, не готово следовать теми долгими и пешими путями, какими шли сквозь Сибирь эти герои».
Представление об условиях деятельности русских в Сибири XVII в. не будет полным, если мы пройдем мимо еще одного важного обстоятельства: неизбежных столкновений землепроходцев с местным населением. Как уже отмечалось, огромные пространства за Уралом были присоединены к России, по существу, мирным путем. В Сибири ратные люди чаще погибали от голода и болезней, чем от стычек с коренными жителями. И все же поскольку такие «бои» случались, их нельзя игнорировать. Тем более что при вооруженных столкновениях землепроходцам обычно приходилось иметь дело не со слабым, а с сильным и опытным в ратном деле противником.
