Василий Гладков - Десант на Эльтиген
Дружно взяли и вытащили. Люди были мокрые, грязные, усталые, голодные. Но они знали, что к утру им нужно подготовить оборону, и делали свое дело.
В капонире снова назойливо полезла в голову мысль: "Раз не будут высаживаться, значит, враг сможет больше подбросить сил против нас". Иван открыл банку мясных консервов. Есть очень хотелось; Уже сутки ничего не ел. Но есть я не мог и сказал Ивану: "Убери, не лезет в горло".
Начальник продотдела майор Кащенко доложил: из продовольствия ничего не прибыло.
- Хоть кипятку утром дадите людям?
- Это трудно сделать, - ответил он.
- Не труднее форсирования. Организуйте, майор, кипяток и к семи часам доложите.
Из школы возвратился Копылов. Он был доволен. Все больше мне нравился его характер. Пойдет к людям и возвращается, как будто надышался озона. И сейчас он с удовольствием рассказывал, какие замечательные люди командир 2-й роты старший лейтенант Колбасов и его заместитель по политической части Кучмезов. Они понимают, что держат в руках ключ к Эльтигену, и не отдадут его. Михаил Васильевич беседовал с коммунистами и комсомольцами роты. Товарищи дали слово: драться до последнего. Роте придано два взвода станковых пулеметов и два отделения противотанковых ружей.
Рассказывая о школе, Копылов, видимо, тоже, как и я, держал под спудом тревожную мысль. Он в конце концов спросил:
- Василий Федорович, почему не слышно ничего севернее Керчи?
- Сегодня там десанта не будет, - ответил я.
- В чем же дело?
- Не знаю. Знать бы, все полегче... Вы не спрашивали, солдаты-то ели что-нибудь сегодня?
- Спрашивал. Трехдневного пайка, который был выдан, у большинства уже нет. Многие во время форсирования спасали оружие и боеприпасы, а вещевые мешки побросали.
Воображение живо представило весь наш плацдарм и массу людей, делающих в темноте тяжелую работу. Они ничего не смогли поесть. Они напряженно сражались днем, а теперь без отдыха роют, роют, ставят огневые точки, наводят связь, снимают на берегу мины и тащат их к переднему краю. И они дают клятву, как в школе при Копылове, - драться завтра до последнего.
Новиков доложил: прибыли боеприпасы, организуем склад. Начали выдачу полкам. Две трофейные противотанковые пушки и два немецких миномета уже на огневых позициях. Зенитные пушки оружейные мастера обещают исправить завтра.
Бушин доложил: потери во время форсирования и боя за плацдарм около двадцати процентов.
Модин доложил: саперы заминировали три участка. Не успели поставить мины около берега, но, сказал он, солдаты будут работать и днем, будут работать даже во время боя и прикроют это направление.
Борис Федорович не мог нахвалиться своими саперами. Комсомольцы саперного батальона Рыньков, Синицын и Глушко сняли с берега сотни мин. Он рассказывал мне об этих молодых парнях с восхищением, и от этого его красивое лицо под шапкой русых волос делалось еще краше.
Стало понемногу светать. Слева послышалась автоматная и пулеметная стрельба. Зазуммерил телефон: полковник Ивакин докладывал, что противник силой до роты ведет разведку.
"Значит, наше предположение подтверждается, - подумал я. - Противник начинает прощупывать наш левый фланг".
"Огненная земля"
Утро 2 ноября занималось тихое. Оно предвещало хороший солнечный день. В узкую амбразуру виднелось синее море и такое же синее небо над ним.
- Предпочел бы сегодня шторм, - заметил, глядя на эту синеву, Бушин.
- На вас, полковник, не угодишь! - откликнулся со своей славной улыбкой Модин.
Начальник штаба засопел, но не сумел рассердиться. Он дружелюбно взглянул на инженера:
- В своем репертуаре, как всегда?..
КП и НП дивизии находились в одном капонире. В пяти метрах правее его саперы отрыли за ночь окоп и небольшой блиндаж. В окопе размещались артиллерийские наблюдатели, а в блиндаже артиллерийская радиостанция. Все было сделано добротно, с той профессиональной честностью, которую наш инженер умел внушать своим людям.
Новиков не спеша ходил, посматривая то в сторону противника, то на таманский берег. Его невысокая, но очень широкая в плечах фигура исчезала в траншее, соединявшей окоп с капониром. Потом он появлялся снова и уточнял с Бушиным все, что нужно уточнить перед боем.
В восемь утра противник открыл огонь. Мощный удар его артиллерии и минометов обрушился на центр нашей обороны и на КП дивизии. Бой начинался, как мы предполагали. Мы знали, что противник попробует рассечь плацдарм в этом месте, и вот он с этого и начал.
Кругом грохотало так, что никто на КП не услышал характерного, с легким подвыванием, гула немецких бомбардировщиков. Мы увидели их: тридцать Ю-88 с запада шли к плацдарму, на правый фланг полка Блбуляна. Их бомбовый удар был направлен туда же, куда била немецкая артиллерия. Действительно, начиналось так, как думали мы. От этого на душе стало спокойнее. Только одна мысль мучила: будет сейчас одновременный удар с юга или не будет? Догадаются "они", что именно это сейчас им необходимо делать, или не догадаются?.. Но юг пока молчал.
Когда начался артиллерийский и авиационный налет, я приказал Бушину вызвать авиацию, а сам с Новиковым пошел в окоп для наблюдения. Новиков стоял у стереотрубы, разглядывая, что происходит у противника. Потом он, не оборачиваясь к радисту, приказал:
- Передайте на "Сосну" - подготовить огонь по квадрату 21-55.
В это время рядом разорвалась авиабомба. Нас засыпало землей. Радиостанцию повредило. Я сказал Новикову:
- Идите в капонир, вызывайте огонь по моей рации.
Полковник вскочил и полусогнувшись побежал по траншее, на ходу отряхивая рукой засыпанные пылью рыжие волосы.
Бушин кричал из капонира:
- Блбулян передает: с отметки "плюс шесть" перешли в наступление пехота, танки!
Я посмотрел в стереотрубу. Из-за высоты "+6" шли густыми цепями немецкие солдаты, а впереди ползли танки.
Успел насчитать до десяти машин, как вдруг начался второй налет авиации и прижал всех к земле. "Юнкерсы" обрабатывали весь Эльтиген и особенно месторасположение КП. Две трофейные пушки, поставленные для прикрытия командного пункта, были разбиты. Четыре танка устремились в направлении на КП. Модин с группой саперов своего резерва пополз ставить мины, чтобы преградить путь вражеским машинам.
Блбуляну приходилось тяжело, его полк вел трудный бой. Вражеские снаряды и авиабомбы разрушили минное поле на правом фланге полка. Танки прошли через минное поле свободно, я видел: из десяти подорвался только один. Блбулян передал, что немцы ворвались в первую траншею, там идет рукопашная. Он просил огня.
Огонь нашей артиллерии из-за поломки рации опаздывал. Весь удар немецкое командование направило на наш центральный полк. На этом участке гитлеровцы долбили наши позиции со свойственным им упрямством.
