Александр Никонов - Наполеон. Попытка № 2
На марше, на привалах, после боя всегда можно было слышать шутки, подколки, подначки и здоровый молодецкий гогот.
Наполеон отметил эту необыкновенную веселость и в донесениях Директории писал о своей армии: «Ничто не может сравниться с их храбростью, кроме веселости».
Стендаль вспоминал: «Только беззаветная храбрость и веселость армии равнялась бедности ее. Люди смеялись и пели весь день». И он же писал: «Вместе с оборванными бедняками-французами в Ломбардию хлынула такая могучая волна счастья и радости, что только священники да кое-кто из дворян заметили тяжесть шестимиллионной контрибуции… Ведь эти французские солдаты с утра до вечера смеялись и пели, все были моложе 25 лет, а их главнокомандующему недавно исполнилось 27…»
Эта необузданная веселость – следствие молодости, солнца и свободы. Наполеона всегда в избытке окружали молодые люди, кипящие энергией. И не только в деле военном. Некий Моле, например, при Наполеоне в 29 лет стал членом Госсовета и министром путей сообщения. Потом, через многие-многие годы, эти люди часто вспоминали острые ощущения молодости, душевного подъема, великой силы и предчувствия грандиозных побед. Вот как постаревший Клод-Франсуа де Меневаль в своих мемуарах описывал день, когда Наполеон впервые пригласил его поработать своим личным секретарем, что было равносильно приглашению войти в историю, практически в вечность: «Я вернулся в квартиру, которую занимал, и находился в страшно возбужденном состоянии, мне было не до сна. Я стоял, мечтая лишь о покое ночи, чтобы в уме воспроизвести все, что случилось со мной в этот день. Мне было тогда 24 года».
На острове Святой Елены Наполеон вспоминал об этой первой своей настоящей армии: «Клеветники говорят, что я покорил Италию, имея в своем распоряжении несколько тысяч каторжников, отбывавших наказание на галерах. На самом деле более прекрасной армии, чем та, никогда не существовало. Более половины ее составляли образованные люди, сыновья купцов, юристов, врачей и лучшие представители фермерства и буржуазии. Две трети из них были грамотными, умеющими писать и способными стать офицерами. Рассматривая список полка, я ломал голову над решением вопроса, кто из солдат более всего достоин поощрения или заслуживает повышения в звании, ибо все они были слишком хороши. Да все мои армии были такими! В походе я часто обращался к солдатам, чтобы кто-нибудь из них вышел из рядов и стал писать под мою диктовку. Меня тотчас окружала дюжина солдат, полных желания стать моими писарями, так как мало было тех, кто не умел писать».
А как относились солдаты к своему генералу? Поначалу не доверяя парижскому выскочке, они сами решили присваивать ему неофициальные звания. И после каждой битвы солдаты, посовещавшись, повышали своего полководца. После битвы при Лоди, когда Наполеон бросился под пули, увлекая за собой солдат в атаку, ему присвоили очередное звание, которое отчего-то зацепилось за историю, да так осталось в ней – «маленький капрал».
Похожий случай произошел и при Арколе, где у Бонапарта оставалось всего 20 тысяч человек, а у австрийцев – 60 тысяч. У французов было не только втрое меньше людей, но и позиция хуже. Австрийцы успели занять позиции на высотах, и атака французов захлебнулась. Тогда Наполеон совершил один из тех дерзких маневров, что часто приносили ему победу. Он решил обойти противника с тыла, через болота, и навязать австрийцам бой в узком месте, где их численное преимущество не играло бы никакой роли. Так когда-то царь Леонид со своим небольшим отрядом спартанцев навязал огромному персидскому войску царя Ксеркса бой в Фермопилах – узком месте, где численное преимущество персов уже не имело значения. Но для того, чтобы осуществить наполеоновский замысел и выйти к нужному месту, надо было захватить Аркольский мост, который прошивался ружейным и пушечным огнем австрийцев.
Впоследствии момент штурма моста был запечатлен разными художниками. На картинах изображен Наполеон со знаменем в руке, который возглавляет атаку. Некоторые, весьма немногочисленные, критики полагают, что этот эпизод – всего лишь легенда, придуманная Наполеоном для возвеличивания собственного имени. И что вовсе он не бежал под пули со знаменем.
Подобная точка зрения выглядит странно. Наполеон в своей жизни сделал очень много. И сундуки истории, набитые им разными удивительными событиями, вряд ли стали бы тяжелее из-за одного поддельного жемчужного зерна. Наполеон рисковал жизнью столько раз, что вообще удивительно, как ему удалось умереть своей смертью. За его долгую боевую биографию под ним убило 18 лошадей (первую как раз под Арколе). А когда после смерти Наполеона обмывали, на его теле были обнаружены старые шрамы, о существовании которых никто ничего не знал. Во время ранений ближайшее окружение просто заматывало его рану тряпкой, вымоченной в соленой воде. Часто Наполеон даже не звал врача. Позже мы увидим, как в Яффе он без тени сомнения зайдет в чумной барак, чтобы пожать руки французским солдатам. Наконец всего за полгода до Арколе Наполеон точно так же возглавил атаку через простреливаемый австрийскими пушками мост в Лоди. И вдруг нам говорят, что эпизод со штурмом Аркольского моста – выдумка и «часть наполеоновской легенды»!..
Видимо, эти странные попытки опровержения исторической реальности берут свое начало от того факта, что атака, возглавляемая Наполеоном, не была окончательной – французов после нее выбили с моста. Вообще, Аркольский мост несколько раз переходил из рук в руки. Несколько первых безуспешных попыток взять его провалились – картечь просто сметала атакующих с моста. К тому времени, когда к мосту подскакал Наполеон, большинство французских офицеров было уже убито, боевой дух солдат упал. Наполеон мгновенно оценил ситуацию, понял, что дело – дрянь, спешился, схватил дырявое от пуль и картечи знамя и увлек за собой солдат. Оставшиеся офицеры быстро окружили Бонапарта своими телами. Даже дважды раненый Ланн бежал рядом, стараясь защитить своим телом Наполеона. Картечь и пули косили бегущих. Рядом с Наполеоном был убит полковник Мюрон, и его кровь брызнула Наполеону в лицо.
В конечном итоге французы мост взяли и австрийцев разбили. Но тем показалось мало. Австрийцы мечтали о реванше.
И потому в следующем году еще два раза огребли по полной программе. Только тогда австрийский двор запросил мира. А по газетам и салонам Европы полетело, чтобы уже никогда более не утихать, прежде никому не известное имя – Наполеон Бонапарт.
Через десять с лишним лет генерал Лассаль вспоминал тот первый итальянский поход и молодого республиканского генерала Бонапарта: «В Италии у него было мало людей, да и те без оружия, без хлеба, без сапог, без денег, без администрации. Наружность его была незначительна, он имел репутацию математика и мечтателя. Никакого еще дела не было за ним, и ни одного друга; он слыл медведем, потому что был всегда один и погружен в свои мысли. Он должен был создать все, и создал. Вот где он был всего изумительнее».