Р.Б. ГУЛЬ - Ледяной поход (с Корниловым)
"Да скорей ты, скорей!" - кричат раненые.
Но верховые не пускают, машут нагайками, выравнивают обоз в одну линию.
Рысью едет обоз по мягкой дороге. Впереди уносится вдаль гул выстрелов, они уже не сплошные, с перерывами.
Ясно: большевики отступили, наши занимают станицу.
Вот уже и Усть-Лабинская. Громыхая, переезжаем железную дорогу, по ней рассыпалась наша цепь лицом к тылу.
"Ну, как?!" - спрашивают с подвод.
"Как видите!" - кричат из цепи, улыбаются, машут.
НекрасовскаяПо зеленым, крутым холмам над реками Лабой и Кубанью раскинулась Усть-Лабинская белыми хатами. На обрывистых холмах повисли, вьются виноградники, мешаясь с белым цветом вишен, яблонь, груш.
Въехали в станицу. Остановились на улицах. Сестры бегут по хатам, покупают молоко, сметану своим раненым.
Но здесь мы не останавливаемся - едем дальше на Некрасовскую.
Поздний вечер. Подвода за подводой, скрипя, движутся в темноте. Раненые заснули тяжелым, нервным сном. Изредка тряхнет на выбоине телегу, раздадутся стоны… и опять тихо…
Я проснулся. Темно. Тихо ползет подвода - по бокам черные силуэты домов. "Станичник, где мы?" - "В Некрасовскую приехали",- отвечает старичок казак.
Стало быть, сейчас отдых… но меня что-то тяжело давит, какое-то тяжелое чувство… да, Сережа… где он? что с ним?
Въехали на круглую площадь. Кучей столпились повозки. Шум. Крик. Распределяют раненых по хатам. В темноте меж телегами ходят сестры. Снуют верховые…
"Да скоро, что ли, дадут хату!" - кричит мой товарищ по подводе.
"Борис Николаич! Где вы?" - отвечает из темноты голос брата.
"Сережа, ты?!" - "Я!" - "Ранен? Куда?" - "В ногу, в ступню, с раздроблением!"
Мы уже в хате. Некоторые прыгают на одной ноге. Другие неподвижно сидят. 3. хлопочет, устраивает ужин. Пришли Варя и Таня, меняют перевязки.
Старуха хозяйка охает, ворчит. "Что ты, бабушка?" - "Ох, да как что? Куда я вас дену? Хата малая, а вы все перестреляны, как птицы какие".
"Ничего, бабушка, уляжемся".
Постелили соломы, шинели, улеглись и заснули.
Наутро хозяйка успокоилась, разговорилась: "всякие я войны видала… помню еще, как черкесов мирили, как на турку ходили…"-"А теперь вот, бабушка, своя на своих пошла".-"Поди ж ты вот, пошла".- "Из-за чего ж это, бабушка?" "Да я ж разве знаю, может, и есть из чего, а может, и нет так все, зря".
Брат рассказывает нам о бое под Лабинской: "Нас под самой станицей огнем встретили. Мы в атаку пошли, отбросили их. Потом к ним с Тихорецкой эшелон подъехал они опять на нас. Тут вот бой здоровый был. Все-таки погнали их и в станицу ворвались. На улицах стали драться. Они частью к заводу отступили, частью за станицу. Нам было приказано за станицу не идти, а Нежинцев зарвался, повел, ну, которые на завод отступили и очутились у нас в тылу. Тут еще начали говорить, что обоз с ранеными отрезан. Мы бросились на завод - выбили. Они бежать в станицу, а там их Марковский полк штыками встретил, перекололи. Здесь такая путаница была, чуть-чуть друг друга не перестреляли… Из тюрьмы мы много казаков освободили. Часть большевики расстреляли перед уходом, часть не успели".- "А пленных много было?" - "Да не брали… Когда мы погнали их за станицу, видим, один раненого перевязывает… Капитан Ю. раненого застрелил, а другого Ф. и Ш. взяли. Ведут - он им говорит, что мобилизованный, то, другое, а они спорят, кому после расстрела штаны взять (штаны хорошие были). Ф. кричит: смотрите, капитан, у меня совершенно рваные и ничего больше нет! А Ш. уверяет, что его еще хуже… Ну, тут как раз нам приказ на завод идти. Ш. застрелил его, бросил, и штанами не воспользовались".- "Молодец все-таки Корнилов! - перебивает другой раненый.- Еще станицу не заняли, а он уже влетел на станцию с текинцами. Его казаки там на ура подняли, качали".- "А в Кореновской-то он что сделал! - говорит кап. Р.- Собственно, и бой-то мы благодаря ему выиграли. Ведь когда наше дело было совсем дрянь, отступать начали, он цепи остановил, в атаку двинул, а сам с текинцами и двумя орудиями обскакал станицу и такой им огонь с тыла открыл, такую панику на "товарищей" навел, что они опрометью бежать кинулись…"
День мы отдыхаем в Некрасовской. По станице бьет большевистская артиллерия, по улицам во всех направлениях свищут пули - это обстреливают станицу выбитые из Некрасовской и Лабинской большевики, засевшие под ней в перелесках и болотах.
Несколько раз долетал похоронный марш. Хоронят убитых и умерших. Похоронный марш звучит в каждой станице, и на каждом кладбище вырастают белые кресты со свежими надписями.
Крестьянскими хуторамиЕще с вечера пошли строевые части по выработанному маршруту. Но каждый шаг надо брать с боя.
Под Некрасовскую подошли сильные части большевиков, поднялись крестьяне окрестных хуторов.
Первый бой недалеко от Некрасовской, за переправу через реку Лабу. Мосты разрушены. На противоположном берегу в кустах засели большевики, не подпускают добровольцев к реке, открывая частый, губительный огонь. А пробиться, уйти от Некрасовской - необходимо. Необходимо потому, что и сзади, со стороны Усть-Лабинской, давят большевики, подъезжая эшелонами из Екатеринодара.
Образуется кольцо и становится все уже.
Вечереет. Юнкерский батальон [56]пытается форсировать реку вброд. Засевшие в кустах большевики отбивают.
Уже ночь, темная, темная. Дорог каждый час, каждая минута. Добровольцы пускаются на хитрость. Несколько смельчаков тихо крадутся к темной, змеящейся реке. Булькнула вода, вошли и тихо, тихо переходят. Берег. Условные выстрелы. Ура! Ура! побежали по берегу. "Ура" гремит с другой стороны. Залпы! Залпы! Бегут к реке. Большевики опешили, стреляют, смещались, побежали… Вброд бросился батальон. Река за добровольцами. Армия двинулась вперед.
Утром тронулся обоз из станицы… "Можно к вам на телегу сесть?" - спрашивает сестра и бежит около подводы. "Садитесь, садитесь, сестрица". Она вскочила. "Ох, устала, свою подводу потеряла".
Мы спускаемся с крутого ската станицы. Догоняя нас, рвутся последние шрапнели. Но теперь все спокойны - скоро не достанет. Вот одна близко лопнула. Вздрогнула сестра. "Боитесь снарядов, сестра?" Она улыбается. "Нет, снарядов я не боюсь,- и, немного помолчав,- а вот другого боюсь".- "Чего другого?" - "Не скажу",- по лицу сестры пробегает строгая тень. "Скажите, сестра".-"Вы были в Журавской?"- "Нет".- "Ну, вот там я испугалась, там комиссара повесили,- сестра нервно дернула плечами, как от озноба,- я случайно увидела… как его? Дорошенко, что ли фамилия была?… и главное, он долго висел после… и птицы это вокруг него… и ветром качает… неприятно…"
