Николай Степанов - Гоголь: Творческий путь
В положительных героях «Вечеров на хуторе» передан идеал свободолюбивого, вольного человека, цельного в своих чувствах и поступках. Гоголь сознает глубокую враждебность такому человеку всего крепостнического уклада, противопоставляя ему то прекрасное, что видит в самом народе. В предисловии к первому тому сочинений 1842 года писатель сам охарактеризовал «Вечера» как книгу прежде всего поэтическую, как «первые сладкие минуты вдохновения». В этом то радостном, то грустном, но прекрасном полнотой своего жизненного восприятия мире народной жизни сохранена внутренняя цельность и духовная красота, утраченные привилегированными классами, оторвавшимися от народа, превратившимися в пошлых и ничтожных «существователей». Гоголь всецело на стороне народа, который запечатлел в своих нравственных воззрениях, в своих представлениях о жизни благородные человеческие чувства, веру в добро, красоту, привязанность к родной земле, в отличие от низости, корыстолюбия и развращенности богатых и знатных.
Уже в предисловии к первой части «Вечеров» писатель высказал свою демократическую позицию, противопоставив жизнь народа бесцветному и пустому существованию господствующих классов. Пасичник говорит о своей нелюбви к «большому свету», о том, что его «Вечера» в этом высшем обществе сочтут непозволительной дерзостью: «Это что за невидаль: Вечера на хуторе близ Диканьки? Что это за вечера? И швырнул в свет какой-то пасичник!.. Слышало, слышало вещее мое все эти речи еще за месяц! То есть, я говорю, что нашему брату, хуторянину, высунуть нос из своего захолустья в большой свет — батюшки мои! — Это все равно, как, случается, иногда зайдешь в покои великого пана: все обступят тебя и пойдут дурачить. Еще бы ничего, пусть уже высшее лакейство, нет, какой-нибудь оборвавшийся мальчишка, посмотреть — дрянь, который копается на заднем дворе, и тот пристанет; и начнут со всех сторон притопывать ногами: «Куда, куда, зачем? пошел, мужик, пошел!..» Едко высмеивая «великих панов» и «высшее лакейство» дворянского общества, Гоголь утверждал демократический, народный характер своих повестей
Демократический характер повестей Гоголя прежде всего был оценен их первыми читателями — наборщиками типографии, в которой печатались «Вечера». В письме к Пушкину от 21 августа 1831 года Гоголь сообщал: «Любопытнее всего было мое свидание с типографией. Только что я просунулся в двери, наборщики, завидя меня, давай каждый фыркать и прыскать себе в руку, отворотившись к стенке. Это меня несколько удивило. Я к фактору, и он после некоторых ловких уклонений, наконец, сказал, что: штучки, которые изволили прислать из Павловска для печатания, оченно до чрезвычайности забавны и наборщикам принесли большую забаву. Из этого я заключил, что я писатель совершенно во вкусе черни». Несмотря на иронический тон рассказа Гоголя, в нем чувствуется глубокое удовлетворение писателя тем, что книга пришлась по душе демократическому читателю, «черни», как его именовала реакционная критика, фразеологию которой полемически и использует здесь Гоголь.
Гоголь не ошибся в своем предположении — его «Вечера» были встречены враждебными откликами реакционной критики, увидевшей в них выражение вкусов «черни», враждебное демократическое начало. «В продолжение двух томов вы только и видите, что малороссийских мужиков, казаков, дьячков, мастеровых, — писала «Библиотека для чтения» в 1836 году. — Публика г. Гоголя утирает нос полою своего балахона и жестоко пахнет дегтем, и все его повести, или, правильнее, сказки, имеют одинаковую физиономию. Литература эта, конечно, невысока».[77] Этой злобной ругани противостояла восторженная оценка повестей Гоголя Пушкиным и Белинским.
Демократическую направленность повестей Гоголя, их близость народу высоко оценил Пушкин. В письме, помещенном в «Литературных прибавлениях к «Русскому инвалиду», Пушкин, предвидя нападки реакционной критики, писал: «Сейчас прочел «Вечера близ Диканьки». Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия! Какая чувствительность! Все это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился». Что же в юношеских повестях Гоголя произвело такое впечатление на Пушкина? «Необыкновенность» «Вечеров на хуторе» заключалась в раскрытии того прекрасного, светлого начала, поэзии народной жизни, которая определяла их содержание, их жизнеутверждающий пафос и яркий, многокрасочный народный колорит. Приведя рассказ Гоголя о том, как встречены были его «Вечера» наборщиками, Пушкин замечает: «Мольер и Фильдинг, вероятно, были бы рады рассмешить своих наборщиков. Поздравляю публику с истинно веселою книгою, а автору сердечно желаю дальнейших успехов». Пушкин заранее берет под защиту Гоголя и от тех критиков, которые «нападут на неприличие его выражений, на дурной тон и проч.».[78]
Пушкинскую оценку «Вечеров на хуторе» во многом продолжил и развил Белинский. Еще в статье «Ничто о ничем» Белинский высказал глубокое понимание народности творчества Гоголя: «… возьмем сочинения г. Гоголя. В них поэтизируется по большей части жизнь собственно народа, жизнь массы, и автору очень естественно было бы впасть в простонародность, но он остался только народным, и в том же самом смысле, в котором народен Пушкин».[79] Через три года после выхода «Вечеров» Белинский в своей статье «О русской повести и повестях г. Гоголя» снова отметил поэтическую пленительность украинских повестей Гоголя, их народный характер: «Г-н Гоголь сделался известным своими «Вечерами на хуторе», — писал Белинский. — Это были поэтические очерки Малороссии, очерки, полные жизни и очарования. Все, что может иметь природа прекрасного, сельская жизнь простолюдинов обольстительного, все, что народ может иметь оригинального, типического, все это радужными цветами блестит в этих первых поэтических грезах г. Гоголя…»[80]
В «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Гоголь показал тот образ Украины, который навсегда вошел в русскую литературу. Это глубоко лирический и пленительный образ, проникнутый любовью к родной земле и к ее народу. Образ Украины раскрывается писателем и в чудесных, поэтически насыщенных пейзажах и прежде всего в изображении народных характеров, в передаче самого национального «духа» народа, его юмора, храбрости, лихого веселья. Украина, показанная Гоголем, в сущности, впервые предстала перед читателем во всем своеобразии, обаянии, яркости и вместе с тем нежности ее природы, с ее свободолюбивым и красивым народом. Гоголь нашел человечность и поэзию именно там, где и следовало искать, — в народе. Еще существеннее, что писатель, передавая характер народа, стремился раскрыть его внутренний мир, показать его глазами самую действительность. Гоголю принадлежит определение национального характера литературы, впоследствии повторенное и развитое Белинским. Говоря в своей статье о Пушкине о том, что «истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа», Гоголь тем самым высказал и свое понимание литературы как выражения характера, мировоззрения народа. В его повестях жизнь простого человека предстала в ее внутренней сущности, в правдивости изображения самого характера, духовных свойств народа. За внешней нарядностью и пышностью красок, за изображением «племени», «поющего и пляшущего», как отмечал Пушкин, возникал мир жизни крестьянина, национальный характер, который не могли бы передать лишь внешние, этнографические зарисовки быта.
