Николай Степанов - Гоголь: Творческий путь
На протяжении 20-х годов неоднократно раздавались призывы о необходимости обращения к народным сказкам и песням, к творчеству народа, сохранившему с особенной полнотой черты национальной самобытности. Эти призывы были программными для романтизма, который в русской литературе в конце 20-х — начале 30-х гг. имел уже свои традиции. Революционная устремленность романтизма писателей-декабристов, южные поэмы Пушкина, эмоционально-патетическая проза А. Бестужева-Марлинского, романтические повести Н. Полевого знаменовали яркую струю в литературе, проникнуты были вольнолюбивыми настроениями, протестом против самодержавно-крепостнического режима. В противовес защитникам феодальных пережитков декабристы выдвинули требование национальной самобытности русской литературы, видя ее в выражении свободолюбивых начал, хранящихся в народе. В. Кюхельбекер в статье «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» (1824) писал: «… нравы отечественные, летописи, песни и сказания народные — лучшие, чистейшие, вернейшие источники для нашей словесности».[67] На значение народного творчества, и прежде всего песен как плодотворного источника для писателей, указывал М. Максимович в предисловии к первому изданию «Малороссийских песен» (1827), хорошо знакомому Гоголю: «Наступило, кажется, то время, когда познают истинную цену народности; начинает сбываться желание — да создастся поэзия истинно Русская!» М. Максимович подчеркивает обращение лучших русских поэтов к народному творчеству, видя особенно полное выражение народного начала в песнях, в которых «звучит душа, движимая чувством, — где отсвечивается фантазия народная».[68] В своих заметках 1826 года Пушкин, откликаясь на споры о народности, указывает, что «Климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию, которая более или менее отражается в зеркале поэзии. — Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу».[69] Этой «печатью народности» и отмечены были «Вечера» Гоголя. Говоря о них, Белинский в 1835 году писал: «Повести г. Гоголя народны в высочайшей степени; но я не хочу слишком распространяться о их народности, ибо народность есть не достоинство, а необходимое условие истинно художественного произведения, если под народностию должно разуметь верность изображения нравов, обычаев и характера того или другого народа, той или другой страны».[70]
«Вечера на хуторе» являлись художественным выражением демократической народности, знаменовали появление ее нового понимания. Заслуга Гоголя была в том, что он не пошел ни путем «бурлескного» изображения крестьянской жизни, ни путем ее сентиментальной идеализации, отличавших литературу конца XVIII — начала XIX века. Крестьянин в «ирои-комических» поэмах В. Майкова, Осипова, Котельницкого, комедиях Сумарокова, Княжнина и др. обычно изображался в нелепых, комических положениях; натуралистически подчеркивались отрицательные черты крестьянского быта. Даже в романах В. Нарежного, несмотря на его демократические устремления, крестьянин рисовался грубым и неразвитым. Наоборот, у кн. П. Шаликова, Вл. Измайлова и прочих «чувствительных» «путешественников» жизнь украинской деревни изображалась условно-идиллическими красками, которыми полностью заслонялась подлинная правда о положении народа. В своем «Путешествии в Малороссию» (1803) Шаликов изображал каких-то аркадских пастушков, «любезных» поселян по рецепту Карамзина: «… Сельские Дицы ударили в смычки свои, — там раздались нежные свирели — здесь громкие песни; молодые крестьянки и крестьяне составляли резвые пляски; пожилые сели за столы, на которых из больших сосудов благоухал нектар и амброзия их — горелка и свежий хлеб». В книжке гимназического учителя Гоголя И. Кулжинского «Малороссийская деревня» (1827) украинская деревня также показана, несмотря на наличие некоторых этнографических деталей, в тех же сентиментально-идиллических тонах: «Много есть деревень на свете, но под кротким небом Малороссии всякая деревня есть сокращенный эдем — где иногда недостает только добродетели и чувствительности сердца, чтобы людям быть совершенно блаженными…» Эта фальшивая и тенденциозная идиллия должна была убедить читателя в «прелестях» крепостного права и «благополучии» крестьянина. Гоголь еще на школьной скамье вместе со своими товарищами высмеивал эту книгу, называя ее «уродом».
Порывая с этой традицией дворянского сентиментализма, Гоголь обратился к самой действительности, к жизни украинского крестьянина, к народному творчеству и на этой основе создал яркие образы. Ему помогало непосредственное знакомство с деревенской жизнью и молодой украинской литературой — «Энеидой» И. П. Котляревского, «Гараськиными одами» и баснями Гулака-Артемовского и др. Эпиграфы к «Сорочинской ярмарке» были взяты им из «Энеиды» И. П. Котляревского, из басен Гулака-Артемовского и комедий В. А. Гоголя Комедии отца и «Энеида» И. Котляревского, непосредственно связанные с народным творчеством, многому научили молодого Гоголя. В них он нашел сочные жанровые зарисовки украинского быта, задорный и меткий юмор. В «Энеиде» Котляревского высмеивались мифологические боги, очень похожие на знатных помещиков и панков, прославлялись похождения ловкого Энея, отнюдь не легендарного героя, а «моторного парубка», разбитного украинского хлопца. Этот «моторный парубок», «хоть куда козак», сродни смелым и сметливым парубкам «Вечеров на хуторе», вроде кузнеца Вакулы. Собравшись на обед к Зевесу, боги ведут себя как зажиточные казаки.
Там лакомини разни їли,
Буханчики пшеничні, білі,
Кислиці, ягоди, коржі,
І всякі разні витребеньки —
Уже либонь були п’яненькі,
Понадувались, мов йоржі.
В аду достается не только грешникам, но и вообще всем панам и «подпанкам» за притеснение ими народа:
Всім старшинам тут без разбору
Панам, підпанкам і слугам
Давали в пеклі добру хльору,
Всім по заслузі, як катам.
Тут всякіі були цехмістри,
І ратмани, і бургомістри,
Судді, підсудки, писарі,
Які по правді не судили
Та тільки грошики лупили
І одбирали хабарі.
Яркость бытовых описаний, жизнерадостный юмор, картины крестьянского быта, живой и меткий народный язык поэмы Котляревского были особенно близки Гоголю, который с едкой иронией показывал в «Вечерах» жадность и бесчинства старост, деревенских богатеев, поповичей. Герцен писал, что, не будучи по происхождению, подобно Кольцову, выходцем из народа, Гоголь принадлежал к народу «по своим вкусам и складу ума».[71] Герцен указывал на исторические особенности украинской культуры, сложившейся в условиях многовековой борьбы за национальную независимость, чем определялся ее демократический характер. Наряду с этим Герцен отмечает и то обстоятельство, что крепостное право на Украине появилось поздно, и «одно столетие крепостного состояния не могло уничтожить все, что было независимого и поэтического в этом славном народе».[72] Этим в значительной мере объясняется и обращение Гоголя в своей первой прозаической книге к родной ему Украине, и тот идейный и поэтический пафос «Вечеров», который состоял в их демократической, народной направленности, сразу же выделившей украинские повести Гоголя на фоне литературы начала XIX века.
