Роберт Масси - Николай и Александра
«И в глубокой печали Господь дает нам тихую и светлую радость, – записал Николай Александрович. – В 10 часов в присутствии только семейства моя милая дорогая Аликс была миропомазана, и после обедни мы причастились вместе с нею, дорогой Мам́а и Эллой. Аликс поразительно хорошо и внятно прочла свои ответы и молитвы!»
Когда все вернулись во дворец, новый император издал первый свой манифест. В нем указывались новое вероисповедание, новый титул и новое имя прежней принцессы Гессенской, Аликс, внучки королевы Виктории. Манифест гласил: «Сегодня совершено Св. Миропомазание над нареченной невестой нашей. Прияв имя Александры, она стала дщерью Православной нашей Церкви, к великому утешению нашему и всей России».
Смерть могучего царя Александра III в возрасте сорока девяти лет явилась ударом для России. Для похорон ничего не было подготовлено, и пока шел обмен телеграммами между Крымом и Санкт-Петербургом, тело усопшего государя целую неделю находилось в Ливадии. Бракосочетание, которое, как вначале предполагалось, должно было состояться весной следующего года, по настоянию Николая Александровича было перенесено на более ранний срок. Взвалив на себя тяжкую ношу царского служения, он не желал лишиться поддержки единственного близкого человека, внушавшего ему доверие.
«Мам́а, некоторые другие и я находим, что всего лучше сделать свадьбу здесь спокойно, пока еще дорогой Пап́а под крышей дома, – записал он 22 октября в дневнике, – а все дяди против этого и говорят, что мне следует жениться в Питере, после похорон».
Четыре дяди Николая, братья покойного императора, были независимыми, волевыми людьми, имевшими большой вес в семействе Романовых. И они настояли на том, чтобы бракосочетание их молодого племянника, слишком важное в жизни страны событие, прошло не в узком кругу в Ливадии, а в столице. Между тем непрерывно шли богослужения. Члены царской семьи целовали усопшего императора в мертвые уста и дважды в день ходили в часовню молиться за упокой его души. «В 6½ началась тяжелая церемония переноса тела дорогого Пап́а в гробу в большую церковь, – записал 25 октября Николай Александрович. – Казаки несли гроб на носилках… Вернулись в пустой дом, разбитые нравственно. Тяжелое испытание послал нам всем Господь!»
В конце недели, задрапированный алым, сопровождаемый опечаленной царской семьей, гроб доставили из Ялты в Севастополь на пароходе «Память Меркурия» под сенью Андреевского флага. В порту ждал состав. Когда траурный поезд ехала по Украине, к железнодорожному полотну группами подходили крестьяне, чтобы проводить усопшего царя в последний путь. Останавливались в Борках и Харькове для панихид. Затем – в Курске, Орле и Туле, где в присутствии местного дворянства и чиновного люда тоже совершались панихиды. В Москве гроб установили на колесницу и повезли в Архангельский собор, оставив там его на ночь. Ноябрьское небо затянуло свинцовыми тучами, мокрый снег хлестал в лица солдат и тысяч москвичей, вышедших на улицы проститься с царем. Прежде чем траурный кортеж добрался до Кремля, было десять остановок для литий возле церквей. В Санкт-Петербурге у вокзала стояли красные с золотом кареты, которые повезли царскую семью по улицам, покрытым мокрым снегом. Целых четыре часа двигалось траурное шествие к собору Петра и Павла, служившему местом упокоения царей династии Романовых начиная с Петра I. Во всех частях столицы слышен был лишь приглушенный бой обтянутых крепом барабанов, грохот карет по мостовой да заунывный колокольный звон. Великая княжна Александра Федоровна, закрыв плотной вуалью лицо, ехала одна позади остальных членов царской семьи. Молчаливая толпа силилась разглядеть свою будущую императрицу. «Женщины в толпе, набожно осеняя себя крестным знамением, шептались, указывая на молодую царицу: „Она вошла к нам позади гроба, она приносит нам несчастие“».
Проводить в последний путь русского императора прибыли короли Греции, Дании и Сербии. Принц Уэльский Эдуард вместе с сыном, герцогом Йоркским Георгом, представляли королеву Викторию; принц Генрих Прусский представлял своего брата кайзера Вильгельма. В течение той недели мраморные дворцы Санкт-Петербурга собрали в своих стенах восемьдесят одного представителя владетельных домов Европы, каждого со своей свитой. Отдать последний долг государю прибыли министры, высшие чины армии и флота, губернаторы и четыреста шестьдесят делегатов из разных концов России.
«Принимал массу депутаций… Погулял немного в саду, голова кругом ходила», – записал Николай Александрович. Во время обеда, устроенного в честь заморских принцев, он «чуть не разревелся, садясь за стол, – до того было тяжело видеть подобную обстановку, когда на душе камень».
Семь дней лежало в открытом гробу тело усопшего в бозе государя. Тысячи подданных прошли мимо катафалка, рядом с которым стоял священник, читавший заупокойные молитвы. Представители всех царствующих домов дважды в день проезжали по мокрым улицам, чтобы присутствовать на панихиде. Будущий английский король Георг V писал своей жене Мэри: «Ежедневно после обеда устраивалась еще одна служба в церкви. После службы мы поднимались к открытому гробу, чтобы поцеловать икону, которую держал в руках император. Когда я склонился к нему, я был потрясен, увидев так близко от себя его дорогие черты. У него такое прекрасное, спокойное лицо; но, разумеется, он сильно изменился. Уже две недели прошло со дня его кончины».
Среди священников и их молитв, комнат и улиц, задрапированных крепом, печальных лиц, слез и рук, ломаемых в горе, Александра старалась скрыть свою радость. «Представь мои чувства, – писала она сестре. – Один день ты в глубочайшем трауре, оплакиваешь любимого человека, на другой день облачаешься в роскошные платья для бракосочетания. Более значительный контраст трудно вообразить, но именно это обстоятельство еще больше сблизило нас, если это возможно». «Так я въехала в Россию, – рассказывала своей фрейлине государыня. – Государь был слишком поглощен событиями, чтобы уделить мне много времени, и я холодела от робости, одиночества и непривычной обстановки. Свадьба наша была как бы продолжением этих панихид – только что меня одели в белое платье». Свадьба проходила в Зимнем дворце. Те, кто видели государыню в тот день, говорили, что «она была бесконечно грустна и бледна».
Бракосочетание состоялось 14 ноября, через неделю после похорон Александра III. День бракосочетания совпал с днем рождения вдовствующей императрицы Марии Федоровны, и по этому поводу протоколом разрешалось некоторое послабление траура. Одетые в белое, Александра Федоровна и Мария Федоровна вместе ехали по Невскому проспекту к Зимнему дворцу. Перед знаменитым золотым зеркалом, которым пользовались все русские великие княжны в день своего бракосочетания, невесту одели дамы императорской фамилии. Ее облачили в старинное русское придворное платье из серебристой тафты со шлейфом из золотой парчи, отороченной горностаем. Взяв с красной бархатной подушечки усыпанную алмазами диадему, вдовствующая императрица собственноручно возложила ее на голову невестки. Обе женщины вместе прошли по галереям в дворцовую церковь, где их ждал жених – в сапогах и гусарском доломане. С зажженными свечами в руках Николай и Александра обратили свои лица к митрополиту. Обряд венчания был завершен около часу.
