Александр Синегуб - Защита Зимнего Дворца
"Где господин поручик? Доложите, что казаки пришли и располагаются в корридорах и в комнатах около молельни и хотят так же занять ее".
"Казаки! Какие казаки? Откуда?" – и я бросился в корридор.
Корридор уже был набит станичниками, а в него продолжали втискиваться все новые и новые.
– "Где ваши офицеры? Где командир сотни?" – обратился я с вопросом к одному из бородачей уральцев. Он махнул головой и не отвечая продолжал куда-то проталкиваться через своих товарищей.
"Что за рвань? – соображал я, смотря на их своеобразные костюмы, истасканные до последнего. – Э, да у них дисциплина, кажется, тоже к черту в трубу вылетела. Хорошенькие помощники будут…" "Эй! Станичники, кто у вас здесь старший", снова обратился я с вопросом, но уже к массе.
– "Всяк за себя – а на што тебе", – раздались два слабых ответа среди гама, с которым они продолжали продвигаться по корридору, частью заваленному какими-то большими ящиками, о которых острили, что Керенский не успел их с собою забрать по причине преждевременного исчезновения.
Услышав эти своеобразные ответы, я было чуть не разразился бранью за нелепость их и за игнорирование во мне офицера.
"Смотри – среди них нет почти молодежи, это все старших возрастов. Ага, то-то они и явились сюда", – проталкиваясь среди казаков к стоявшему на ящике и следившему за движением казаков подхорунжему, подумал я.
– "Хотя на большом заседании представителей совета съезда казаков и говорено было о воздержании от подержки Временного Правительства, пока в нем есть Керенский, который нам много вреда принес, все же мы наши сотни решили придти сюда на выручку. И то только старики пошли, а молодежь не захотела и объявила нейтралитет".
"Так, так. А где офицеры ваши?" – "Да их не много, пять человек с двумя командирами сотен. А они к коменданту Дворца пошли. Их позвали туда… – Эй, вы там, давай пулеметы туда в угол, вот разместится народ, тогда и их пристроим… – А вы давно здесь", уже обращаясь ко мне, продолжал подхорунжий, крепкий, бородатый казак.
"С полудня. Ходили уже к телефонной станции, да толку не вышло – уклончиво ответил я. – Вот что я вас хотел попросить – продолжал я. – Здесь молельня царя есть. Так чтобы в нее не ходили". – "Зачем толкаться туда, казаки сами не пойдут, разве который пред образом лоб перекресить захочет".
– "Вы не думайте, поручик, станичники понятие большое имеют", – смотря мне прямо в глаза, добавил подхорунжий.
"Вот это спасибо. Ну я побегу к своим, а вы, значит, располагайтесь, как можете, а когда придут ваши офицеры, пошлите сказать мне", – спрыгивая с ящика, попросил я.
– "Слушаюсь, господин поручик", – вслед ответил подхорунжий. Прийдя к первому взводу, где было назначено место моего пребывания для юнкеров связи, я застал поручика Скородинского и юнкера Гольдмана, явившегося с приказанием от капитана Галиевского. Но не успел я открыть рта для вопроса, что есть нового, как из соседней комнаты, слева расположенной, угловой, выходящей окнами и на Миллионную улицу, вбежало двое юнкеров.
– "Господин поручик", разлетелись они ко мне. "Стоп. По очереди. Говорите вы, в чем дело?" – "Господин поручик, казаки нас выставляют из угловой комнаты. Взводный командир приказал просить вас прийти".
"Они ничего слушать не хотят и располагаются в комнате так, словно в конюшню явились", – возмущенно докладывал юнкер.
"А вы что хотите?" – справился я у второго.
"У нас та же картина, господин поручик, но кроме того хотят еще в молельню пойти. Их не пускает часовой, а они кричат, что может умирать прийдется, так чтобы помолиться туда пустили. – Нам будет очень приятно помолиться там, где сами цари молились – кричат они, – а вы не пускаете, жидовские морды. Часовой из наших евреев оказался. Юнкера обиделись и, если вы не прийдете, то еще дело до драки дойдет", – с еще большею растерянностью доложил второй юнкер.
"Смех и грех – пронеслось в голове. Это теперь не оберешься скандалов, с этими бородатыми дядями".
"Александр Петрович, – пока только кончили свои доклады юнкера, обратился ко мне поручик Скородинский, – вот как раз капитан Галиевский через юнкера связи приказывает отдать левую часть этажа обороне казаков, так как у них есть пулеметы, а нам сосредоточиться лишь в расположении моей роты".
"Ну прекрасно. Передайте в ваши взводы командирам взводов, чтобы они их привели в комнату направо", – отдал я распоряжение юнкерам.
"Фельдфебель Немировский!" – обратился я к стоявшему не в далеке фельдфебелю 2-ой роты и прислушивавшемуся к происшедшим докладам. – "Я здесь", – подлетел он со своею пружинностью в манере вытягиваться при обращении офицеров к нему.
– "Наблюдите за отданным приказанием. Да чтобы все это быстро было исполнено.
Я буду при 1-ом взводе 1-ой роты. А пока пойдемте к молельной комнате – предложил я Скородинскому – посмотреть, что там за антраша выкидывают станичники, а то еще действительио в рукопашную схватятся".
Через несколько минут все приняло обычный вид порядка в настроениях юнкеров, – сцепившихся с казаками, но теперь тоже удовлетворенных полученной возможностью войти помолиться там, где "сами цари с деточками молились", – как, мягко улыбаясь сияющими грустно глазами, говорили они.
"Какие большие дети они еще" – возвращаясь к своим ротам, говорил я поручику.
"Вот и на фронте я не раз наблюдал, как бородачи 2-ой Уральской казачьей дивизии, увлекшись спором о преимуществах одного святого перед другим, абсолютно не обращали никакого внимания на лопавшиеся вокруг них гранаты и шрапнели. А однажды при отступлении я едва оторвал от богословского спора и выгнал из халупы шестерых казаков. Еще немного и мы не успели бы сесть на коней и ускакать от вошедших в деревню австрийцев", вспоминал я сюжеты фронтовой жизни.
– "Да, они особенные – соглашалсл поручик со мною. И они мне очень нравятся, только не молодые, те так распустились, что противно на них смотреть".
"Да, да, а какие были это войска!" – вздохнули мы и смолкли. Через открытые окна ночная прохлада освежала воздух комнат, уже пропитавшихся запахом сапог, внесенным нами в эти так взволновавшие наши чувства стены. Тишина, соблюдаемая юнкерами, позволяла улавливать звуки где-то вспыхивающей ружейной трескотни, что не мешало подумывать о кухнях, находящихся во дворце, на предмет использования их для приготовления чая юнкерам. И эти думы опять напомнили мне о моем 26 часовом голоде. "Хорошо еще, что Телюкин догадался сунуть коробку папирос".
– "А вы бы пошли наверх. Там у комендантской есть столовая, где придворные лакеи сегодня подали дивный обед и вина. Право, сейчас – вы видите – все тихо и можете положиться на меня", – начал убеждать поручик.
