Хью Тревор-Роупер - Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945
Альберт Шпеер, находившийся в летней резиденции Гитлера в Оберзальцберге в день полета Гесса, описал, как отреагировал Гитлер на новость об эксцентричном поступке его заместителя. В резиденцию прибыли два адъютанта Гесса, заявившие, что привезли личное письмо своего шефа фюреру. Одного из них вызвали в кабинет, где он и вручил письмо Гитлеру. Стоявший в коридоре Шпеер слышал, как голос Гитлера постепенно перешел в крик. Фюрер приказал неутомимому заместителю Гесса, Мартину Борману, начавшему уже тогда оттеснять своего шефа, немедленно связаться с другими сатрапами – Геббельсом, Риббентропом, Герингом и Гиммлером – и вызвать их в Оберзальцберг. После этого Гитлер позвонил Удету, асу люфтваффе, и спросил, сможет ли Гесс один долететь до Шотландии на двухмоторном самолете, не имея никаких навигационных приборов. Ответ летчиков был однозначно отрицательным: Гесс – и в этом единодушно согласились все эксперты – упадет в море, не добравшись до цели своего полета. Воодушевленные таким ответом, некоторые люди в окружении Гитлера советовали не предавать дело огласке: Гесс погибнет, и ни одна живая душа об этом не узнает. Но мнение экспертов не убедило Гитлера. Он презирал экспертов и знал способности Гесса как пилота. Иногда Гитлер даже укорял Гесса за пристрастие к этому опасному виду спорта[62]. Чтобы британцы не опередили его со своей версией перелета Гесса и не использовали его в пропагандистских целях, Гитлер тотчас опубликовал коммюнике. Оба адъютанта Гесса были арестованы и в 1945 году все еще находились в тюрьме, хотя прежде, как язвительно заметил Шпеер, «обычай наказания послов, принесших дурные вести, был известен лишь в азиатских странах».
Когда Гесс улетал в Шотландию, он уже был оттеснен с первых ролей в окружении Гитлера. Оттеснил его Борман. Этот похожий на крота тип, который всеми силами избегал дневного света и публичной известности[63], презирал титулы и украшения, но обладал ненасытной жаждой реальной власти. Благодаря своему постоянному присутствию он вскоре сделался для Гитлера незаменимым, а своими вовремя произнесенными наветами смог постепенно удалить от трона всех значимых соперников. Сначала Борман номинально подчинялся Гессу, хотя и был личным советником и финансовым администратором Гитлера. Такая близость неизбежно вовлекла его в ближайший круг фюрера. Когда Борману доверили строительство резиденции фюрера в Бергхофе и приобретение картин для коллекции Гитлера, Борман, не теряя времени, принялся отшвыривать своих бывших сотрудников. Гитлер же, думая, что нашел наконец прилежного и надежного слугу, так и не распознал под его неброской личиной бешеное, замаскированное скромностью честолюбие. К 1941 году, став личным секретарем Гитлера, Борман почти совсем вытеснил Гесса из круга ближайших советников. Он был всегда под рукой. В то время как Гесс, ожесточившись, появлялся на заседаниях совета все реже и реже, постепенно оказавшись в изоляции.
После полета Гесса Борман – и это было вполне естественно – стал практически единственным кандидатом на пост начальника партийной канцелярии. Геринг, почуяв в нем соперника и испытывая личную неприязнь к Борману, попытался отговорить Гитлера от этого решения, но тщетно. Две недели спустя, раскрыв утреннюю газету, Геринг прочитал, что на освободившееся после Гесса место назначен Мартин Борман. Тем не менее тот не мог пока рассчитывать на место преемника фюрера. Декретом от 29 июня 1941 года единственным преемником был назван Герман Геринг. Кроме него, в распоряжении не был упомянут никто. Отныне Геринг стал злейшим врагом Бормана и – потенциально – следующей его жертвой в обстановке византийского двора в Берлине, Берхтесгадене и ставке фюрера.
Тем не менее, несмотря на то что Геринг оставался вторым человеком в Германии после Гитлера, его реальное положение мало соответствовало формальным постам, званиям и регалиям. С 1941 года развращение властью и самодовольство выскочки начало затмевать некогда незаурядные способности этой сильной личности. В конце его считали никчемным сибаритом, надушенным Нероном, который наслаждался музыкой, глядя на охваченный огнем Рим. Действительно, к 1941 году Геринг достиг всего, о чем только мог мечтать. Он стал великим визирем, рейхсмаршалом, чрезвычайно богатым человеком, вполне довольным жизнью. Война (это было всеобщее мнение) была уже выиграна, так к чему было теперь напрягаться и тратить силы? Геринг стал купаться в лести своего окружения и пренебрегать служебными обязанностями. Военно-воздушные силы не справлялись со своими задачами, вражеские бомбардировщики утюжили территорию рейха, германская промышленность катилась к параличу, но Геринг редко показывался в Берлине. Большую часть времени он проводил в своем огромном поместье в Каринхалле близ Шорфхайде. Одевался он то как индийский магараджа, то щеголял в голубом мундире, помахивая украшенным драгоценными камнями жезлом из золота и слоновой кости. Иногда Геринг, следуя примеру венецианских дожей, облачался в одеяние из белого шелка, правда украшенное бриллиантами, и надевал на голову убор, напоминавший рога святого Губерта. Между рогами красовалась бриллиантовая свастика. В Каринхалле, в обстановке римской роскоши времен заката империи, он пировал, охотился и развлекался, показывая именитым гостям архитектурные и художественные достопримечательности дворца – кабинет размером с деревенскую церковь, библиотеку, не уступавшую папской библиотеке в Ватикане, письменный стол длиной около восьми метров, изготовленный целиком из красного дерева с инкрустациями в виде бронзовых свастик, украшенный золотыми барочными канделябрами, чернильницами из оникса и длинной линейкой из зеленой слоновой кости, усыпанной бриллиантами. Во дворец то и дело приезжали команды мародеров, прибывавшие из Парижа, Рима, Афин и Киева, а подчас и из германских музеев, везя с собой драгоценные камни, статуи, картины старых мастеров и всевозможные произведения искусства – от гобеленов и алтарных украшений до ювелирных изделий мастеров из Аугсбурга и старинных епископских посохов из Рима. Все эти вещи привозили из ограбленных музеев и святынь древних культурных стран.
Здесь мы на время оставим Геринга. В действительности к концу войны он превратился в полностью дискредитированную фигуру, что с очевидностью следовало даже из его собственных показаний. Он поймал Гитлера на слове и вел себя так, словно война была уже выиграна, хотя на самом деле это далеко не соответствовало истине. Русский медведь никак не хотел падать, а Британия не желала признать свое поражение. Кроме того, в перспективе все четче вырисовывалась возможность вступления в войну американцев. Росли сомнения в безумной стратегии фюрера. Под влиянием поражений на Востоке, бомбардировок на Западе и всеобщей растерянности краткое единство армии, партии и народа начало рассыпаться, как карточный домик. Место слишком рано успокоившегося рейхсмаршала заняли другие фигуры. После долгого молчания – для того, чтобы задушить сомнения, пресечь распространявшуюся шепотом ересь, – снова возвысил свой голос пророк Геббельс. Известно, что в периоды побед пророки не нужны, они лишь отвлекают от насущных дел. Для того чтобы предотвратить перерастание ереси в заговоры и мятежи, к власти призвали Гиммлера, авторитет которого временами затмевал даже авторитет самого Гитлера.
