Андре Агасси - Откровенно. Автобиография
Пока мы с Настасе играем, Венди наблюдает за нами, стоя возле сетки. Я ужасно нервничаю, Настасе явно скучает, пока не замечает Венди.
— Ого, — говорит он. — Это твоя подружка, клоп? Эта симпатяшка — дама твоего сердца, а?
Я останавливаюсь и сверлю Настасе сердитым взглядом. Мне хочется двинуть в нос этому глупому здоровому румыну, неважно, что он на полметра выше меня и на полсотни килограммов тяжелее. То, что он обозвал меня клопом, еще можно простить, но он посмел непочтительно отозваться о Венди! У корта уже собралась толпа, человек двести — не меньше. Настасе начинает играть на публику, вновь и вновь называя меня клопом, отпуская шутки на тему Венди. Я думаю только о том, что мой отец — безжалостный человек.
В конце концов я уже готов сказать ему: «Мистер Настасе, вы меня смущаете, перестаньте, пожалуйста!» Но все, что я могу, это стараться бить как можно сильнее. Еще сильнее. Настасе отпускает очередную шутку про Венди, и я не выдерживаю. Бросаю ракетку и ухожу с корта. Ты победил, Настасе.
Мой отец смотрит на это, открыв рот. Он не зол, он не смущен — он не умеет смущаться — в этом поступке он тотчас узнает себя, узнает во мне свои гены. Я никогда не видел, чтобы он так гордился.
ПОМИМО НЕЧАСТЫХ ИГР с титулованными игроками, мои публичные выступления по большей части связаны с некоторым жульничеством. Я регулярно развлекаюсь заманиванием новичков. Это несложно. Для начала нахожу на видном месте пустой корт и упражняюсь там в одиночестве. Заметив проходящего мимо нахального тинэйджера или подвыпившего, я приглашаю покидать со мной мячик. Для начала безропотно даю себя разделать под орех, а потом жалостным голосом предлагаю сыграть на символическую сумму. Может быть, на доллар? Или на пятерку? И не успевает он оглянуться, как я уже бью матчбол и в мой карман перекочевывает двадцатка — достаточно, чтобы целый месяц угощать Венди колой.
Этому меня научил Фили. Он подрабатывает уроками тенниса и часто подбивает на такие игры своих учеников, предлагая в качестве ставки сумму, равную плате за занятие. «Ты, Андре, — говорит он, — маленький и тощий, так что будешь грести деньги лопатой». Он помогает мне придумать схему обмана и как следует ее отрепетировать. Иногда я думаю, что зря считаю свои занятия жульничеством, и на самом деле люди только рады заплатить за подобное шоу. Наверное, потом будут хвастаться знакомым: мол, видели девятилетнего мальчишку, теннисного фаната, который никогда не проигрывает.
Я не рассказываю отцу о своем маленьком бизнесе. Меня не страшит его осуждение, напротив, он хорошо относится к старому доброму жульничеству. Просто я не хочу говорить с ним о теннисе больше, чем необходимо. Кроме того, нынче он занят организацией собственной аферы в Кембриджском клубе. Однажды, когда мы приходим туда, отец указывает мне на человека, который разговаривает с мистером Фонгом.
— Это Джим Браун, — шепчет он. — Величайший футболист[17] в мире!
Браун — огромная гора мускулов, упакованная в теннисную форму и гольфы. Я уже видел его здесь, в клубе. Если он не играет в теннис на деньги, то играет в нарды или кости — тоже не на интерес. Как и мой отец, мистер Браун много говорит о деньгах. Как раз сейчас он жалуется мистеру Фонгу на неудавшуюся коммерческую игру: партнер, с которым он должен был играть, не явился. Мистер Фонг должен слушать его и сочувствовать.
— Я пришел играть, — говорит Браун. — И я хочу играть.
Мой отец выходит вперед:
— Вы хотите играть?
— Да.
— С вами готов сыграть мой сын, Андре.
Мистер Браун смотрит на меня, затем вновь на отца.
— Я не играю с восьмилетками!
— Ему уже девять.
— Девять? О, извините, я не знал!
Мистер Браун хохочет. Посетители, которые слышат этот разговор, — тоже.
Мистер Браун явно не принимает отца всерьез. А зря. Я вспоминаю водителя грузовика, оставшегося лежать на дороге. Вижу, как его бесчувственное лицо заливало дождем.
— Имейте в виду, я не играю на интерес, — говорит мистер Браун. — Я играю на деньги.
— Мой сын сыграет с вами на деньги.
У меня немедленно начинают потеть подмышки.
— Да? И сколько вы ставите?
Отец со смешком отвечает:
— Я ставлю свой чертов дом!
— Мне не нужен ваш дом, — говорит Браун. — У меня есть дом. Как насчет десяти тысяч долларов?
— Окей, — говорит отец. Я выхожу на корт.
— Не спеши, — говорит Браун. — Сначала покажи деньги.
— Сейчас сбегаю домой и принесу, — отвечает отец. — Я быстро!
Отец убегает. Сидя на стуле, я представляю себе, как он открывает сейф и вынимает оттуда стопку денег. Все чаевые, которые он много лет пересчитывал у меня на глазах, все ночи, проведенные на работе. Сейчас он поставит их на меня. Я чувствую тяжесть в груди. Конечно, я горжусь тем, насколько мой отец верит в меня. Но страх гораздо сильнее гордости. А вдруг я проиграю? Что тогда будет со мной, отцом, мамой, братьями и сестрами, не говоря о бабушке и дяде Исаре?
Мне уже приходилось играть в подобном напряжении: отец уже выбирал мне противника без предупреждения, требуя обыграть его. Но это всегда был мальчик, почти мой ровесник. И никогда еще речь не шла о деньгах. Обычно отец прерывал мой дневной сон криком: «Хватай ракетку! Придется тебе обыграть кое-кого!» Ему никогда не приходило в голову: я сплю днем, потому что измучен утренней борьбой с драконом, ведь девятилетние мальчики, как правило, не хотят спать в это время. Я тер глаза кулаками, пытаясь прогнать остатки сна, выходил во двор и видел очередного незнакомого мальчика — какое-нибудь юное дарование из Флориды или Калифорнии, оказавшееся проездом в Вегасе. Они всегда старше и сильнее меня — как тот странный парнишка, который только что переехал в Вегас и, услышав обо мне, просто позвонил в нашу дверь. У него была белая ракетка Rossignol и голова в форме тыквы. Он был минимум на три года старше и самодовольно ухмыльнулся, увидев меня, такого маленького. Даже после того как я победил его и стер с его физиономии эту самодовольную ухмылку, мне потребовалось несколько часов, чтобы успокоиться и избавиться от чувства, будто я только что прошел по канату, натянутому над плотиной Гувера.
Но мистер Браун — это совсем другое дело, и не только потому, что на кону — все сбережения моей семьи. Он неуважительно разговаривал с отцом, а тот не мог врезать ему как следует в ответ. Теперь мне необходимо сделать это. Так что эта игра — далеко не только на деньги. Это будет битва за уважение, мужество и честь — против величайшего футболиста в истории. Я бы лучше сыграл в финале Уимблдона. Против Настасе. С Венди в роли девочки, подающей мячи.
