Шокирующая музыка - Лоуренс Кристофер

Как оказалось, Шабрие правильно поступил, решив рискнуть. У него было мало времени, ему оставалось чуть больше десяти лет, чтобы следовать своей страсти. И если бы Фомы неверующие взяли верх, в мире стало бы на одного великого, способного рассказать нам что-то важное о радости композитора меньше. Дилемма Шабрие, даже решение, которое он принял, – обычное дело в наши дни; последствия этого решения, конечно, нет. Это великолепные музыкальные дивиденды рискового человека. Мы все были бы счастливы получить подобный кризис.

Правильный путь обычно самый очевидный

Попадание под чары Вагнера стало катализатором, освободившим Шабрие. Пав жертвой этих чар, он оказался в опасной близости от другой формы рабства. Увлечение Шабрие переросло в попытки подражать, а то и прямо имитировать немецкого мастера. Несмотря на свою склонность к остроумию и динамичной сценической комедии, к интимности и короткому емкому музыкальному сообщению, он решил писать большие драматические оперы с квазимифическими сюжетами а-ля «Тристан и Изольда»: «Гвендолина» (1886), где в главной роли выступают саксы и датчане в Британии IX века, и незаконченная «Брисей», христианская и языческая версия «Выбора Софи», действие которой происходит еще в более далеком прошлом, в первом веке нашей эры, и которую, возможно, мог бы завершить Ридли Скотт. Запрыгнув в нужную машину, он потратил много времени на то, чтобы поехать не по той дороге. Возможно, таково было его представление о том, чем занимается «серьезный» композитор. В современном мире к этим многословным опусам не уделяется должного внимания. Какая ирония судьбы для Шабрие после всех его ранних выступлений против «серьезного» искусства!

Старая история о знакомстве, которое мы поддерживаем

Шабрие обязательно должен бы присутствовать на моем званом ужине. Возможно, он не обладал остроумием Оскара Уайльда или харизмой Вагнера, но наверняка в этом невысоком лысеющем пузатом персонаже было что-то, что вызывало симпатию у многих в артистической среде Парижа. Он присоединился к группе литераторов под названием Le Parnasse, у них было нечто вроде штаб-квартиры в кафе. Его другом молодости и творческим соратником был великий поэт Поль Верлен, который позже написал о Шабрие сонет. В его окружении было замечено много художников, и он отпускал им высочайшие комплименты, покупая их работы, в том числе Моне, Ренуара и Сезанна. Знаменитая картина Мане «Бар в Фоли-Бержер» висела над роялем Шабрие; позже художник умер у него на руках. Он наслаждался дружбой и других композиторов, таких как Форе, Шоссон, Сен-Санс и Массне – тех, с кем в то время считались. Его близкий друг Дюпарк затащил его в то роковое паломничество в Мюнхен, чтобы послушать «Тристана и Изольду». Во время следующего визита в Байройт он был приглашен на чай вдовой Вагнера Козимой и не снискал себе особой популярности, незаметно убрав свой торт в комод.

Судя по всему, собирая это блестящее общество величайших деятелей искусства Франции, он не руководствовался соображениями статуса; это были настоящие дружеские отношения, построенные на взаимном уважении. В 1920-х годах французский композитор Франсис Пуленк опустил монету в существующую на тот момент в Париже версию музыкального автомата. Зазвучала фортепианная пьеса «Идиллия» Шабрие, которого Пуленк полагал второстепенным композитором. Позже он писал: «Даже сегодня я дрожу от волнения, вспоминая это чудо. Моя музыка никогда не забудет тот первый поцелуй. Дорогой Шабрие, как мы все тебя любим!»

Оды к радости

Самым известным гимном радости, пожалуй, является положенная Бетховеном на музыку часть оды «К радости» Шиллера в заключительной части его Девятой симфонии (1824). В то время это было впечатляющим новшеством, выражением столь великого чувства, что модель симфонии, основанная только на инструментах, треснула, как ненужная Берлинская стена, чтобы сквозь нее хлынули голоса. В Германии ее исполнили в честь этого самого события в 1989 году, а в Японии ежегодно проводятся сотни исполнений этого произведения. Радость в знаменитой мелодии ограничена, по сути, пятью нотами, и всё же она словно распахивается, чтобы охватить весь мир. Другой мир, звучащий радостью, возникает в оркестровой сюите «Планеты» уроженца Англии Густава Холста (1874−1934). Оставив Землю за пределами музыкальной реальности, эта серенада космосу часто использовалась для драматических эффектов в телевизионных шоу о войне и космосе. Jupiter, the Bringer of Jollity – шумно скачущая пьеса, чьи взаимопроникающие структуры в какой-то момент успокаиваются для одной из тех «больших» мелодий, которые довольно быстро превратились в гимн I Vow to Thee, My Country. Эта песня стала обязательной на футбольных матчах, свадьбах (принцессы Дианы) и, что немного странно, похоронах (Черчилля и, да, принцессы Дианы).

Хотя ничто не объединяет толпу лучше, чем песня, множество нот было потрачено на выражение мелких радостей жизни. Иоганн Себастьян Бах написал сотни священных кантат; моя любимая – светская, в которой непокорная дочь хвастается своим увлечением, да что там, зависимостью от кофе в так называемой «Кофейной кантате» (1734). То, что, как можно надеяться, является более частным удовольствием, Людвиг Зенфль (ок. 1486–1543), уроженец Швейцарии, выплескивает в песне о том, как он пускает ветры в ванной. Пьянство – популярная музыкальная тема. Бокалы поднимаются в трактирных сценах многих опер. Если герои слишком высокородны, чтобы отправиться в паб, они пьют дома со своими многочисленными друзьями. В итальянской опере это «бриндизи» – заздравный тост, застольная песня, самый известный пример которой в «Травиате» Верди. Английский король Генрих VIII (1491–1547), несомненно, был популярным человеком, имевший почти столько же друзей, сколько жен, он воспевал хорошие времена в замечательной песне Pastyme with Good Company. Маленькая прогулка «Promenade (Walking the Dog)» Джорджа Гершвина (1898–1937) – тоже сплошное ликование! Прочие спиногрызы фигурируют в операх и инструментальных «ясельных» сюитах, одна из самых красивых – «Детские игры» Бизе 1871 года. Маленький герой «Песенки ребенка» Россини делает то, что дети делают много раз в день, и сообщает папе о «каке» именно этим словом. Возможно, Россини получал некоторое удовольствие от инфантилизма, учитывая, что песня вошла в его поздний сборник «Грехи старости».

Иоганн Себастьян Бах (1685–1750)

Во славу благодарности

о время моей первой поездки во Францию много лет назад я посетил оперу Верди «Сила судьбы» (1862) в старой парижской Опере, той самой, в которой, как предполагалось, обитал Призрак. Переполненный зал был в восторге от декораций, созданных по мотивам картин Гойи, и дирижирования Юлиуса Руделя. В конце вечера, когда бурные аплодисменты отражались от великолепного потолка Шагала, я заметил, что пожилая зрительница покинула свое место и деликатно идет по проходу к оркестровой яме. Достигнув места назначения, она одобрительно похлопала по плечу удивленного маэстро, а затем повернулась на каблуках и зашагала прочь. За годы работы я побывал среди многих горячо аплодирующих зрителей, но сомневаюсь, что когда-нибудь еще увижу такую искреннюю реакцию, как благодарное похлопывание этой старушки. Не будем слишком задерживаться на радости. Помимо Шабрие, очевидно, что это состояние большинство композиторов находят менее интересным, чем исследование темных эмоций. В опере самые скучные моменты происходят, когда герои рассказывают нам, как они счастливы; к счастью, их блаженство никогда не длится долго.

АНТРАКТ,

во время которого вам будет предложена эксклюзивная коллекция

До сих пор мы чувствовали себя довольно хорошо в рамках этого повествования. График наших эмоций показывает скачок вверх, в зону превышения, безусловно, но умеренность редко практикуется на ранних стадиях любовных отношений. Давайте поупражняемся в этом, сделав паузу в середине программы, включив свет и направившись в бар, чтобы насладиться общением и легкими закусками. Уроков любви, собранных здесь, недостаточно для безопасного движения по жизни. Мы должны отвлечься от всей этой страсти, дабы получить несколько практических советов о вещах за пределами любви, основанных опять же на промашках наших друзей. Наслаждайтесь напитком. В романтической драме, как и в опере, всё становится мрачнее во второй половине.