Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора
Вечером очень хорошо прошел семинар по материалу Кати Фроловой. Я не устаю восхищаться тем, как быстро движутся ребята. В известной мере семинар знаковый. Наверное, впервые в институте обсуждается повесть с гомосексуальным сюжетом, и заслуга ребят и Кати в том, что они тихо, спокойно, не хихикая, в этом пытаются разобраться, как с одним из феноменов жизни. Я был доволен собой и моим ассистентом Самидом Агаевым «лицом кавказской национальности», который, когда надо, умело молчит и умело что-либо вспоминает или подает реплики. Я прочел кусочек из «чернокожего массажиста» Теннеси Уильямса, а потом на память прочел из Хемингуэя. Все, что было сделано в молодости, начинает работать только в возрасте.
Что-то вечером было плоховато с сердцем, или наелся для профилактики чеснока.
16 февраля, среда. Об этом эпизоде, который случился утром, я не смогу, как надо, ни рассказать, ни его описать. Это одна из тех историй, которые случаются в жизни, и к которым не подступишься в литературе. Для того, чтобы ее развернуть в литературе во всей психологической достоверности, надо обладать огромной площадью или невероятным талантом. Вся история вмещается в слова — русский национальный характер. Мне позвонил довольно внезапно Олег Захаров, тот самый, с которым я познакомился через Журавлева во время поездки в Ирак, и в разговоре я заметил, что мне другой мой приятель не смог дать 5 тысяч долларов на фестиваль. В этом же разговоре по телефону Олег мне сказал: «Ну, я сейчас к тебе подъеду и тебе их привезу». Последнее я, естественно, принял за некую инерцию, но когда Олег приехал, он вынул из кармана пакет с деньгами и положил на стол. Я обомлел. Он просто, от своего имени, дает этот самый призовой фонд, не от имени своего банка. Ни от имени своего учреждения. Просто дает. И у него мечта — конфиденциальность! — чтобы по этому поводу к нему не пришла налоговая полиция.
С Олегом говорили о политике.
Был и выступал на вечере памяти Владимира Яковлевича Лакшина в ЦДРИ. Там же познакомился с Анатолием Королевым, который так понравился мне при чтении летом. Меня порадовало, что на этом традиционном вечере людей было больше, чем обычно. Купил там книгу последних статей Лакшина за баснословно малые деньги — 10 руб. Теперь предвкушаю прекрасное чтение в Гатчине. Вечером говорил с Г.К., мне все больше и больше кажется, что у нас и разные цели, и разное отношение к искусству. На фестиваль я поеду в последний раз. Написал заявку для Гали Костровой по поводу своих дневников.
20 февраля, воскресенье. Днем ездил на работу, разобрал стол, чуть-чуть посидел над последней главой. Я не знаю, и не представляю, что я написал и что из этого получится. Если бы этому сооружению некоторую легкость. Мысли уже заняты сборником цитат! Читаю разную критику в «Н.М.», делаю выписки. Как много зависит от точки зрения. Немзер доказывает мне, что Нейман хороший романист. Между прочим, что там у нас на очереди? Книжка цитат. Вот за нее и возьмемся. Правда, как справедливо отметил в своих воспоминаниях Бурляев, художник остается в памяти потомков не письмами и статьями, а лишь художественными текстами.
Для «Труда», тоже, кстати, писать уже не хочется, надо сменить угол зрения. И язвительность иссякает:
«Никак не могу понять, что соединяет в моем сознании Жириновского, лучшего говоруна постсоветской эпохи и «князя серебряного» нашей эстрады Сергея Пенкина. Один говорил в субботу у Доренко, а другой пел по ТВЦ в воскресенье. Пенкин мурлыкал что-то о любви и вспоминал свои двадцать лет, а Владимир Вольфович о квартирах и обидах от Избиркома. В обоих случаях камера как бы выманивала исполнителя на откровенность. И в обоих случаях впечатление состоявшейся эстрады. Все-таки телевидение — невероятная сила».
21 февраля, понедельник. Весь день просидел на научной конференции: «Древний текст: от оригинала к переводу». Все это организовано силами наших Гвоздевых, матери и дочери. От кафедры зарубежной литературы присутствовали только Тарасов и Кешокова. Второй раз делать преподавателям замечание неудобно. Много нового услышал от двух блистательных участников. А.А Россиуса и С.И. Кучера. Один блестяще говорил о стереотипах Возрождения, второй о китайской древней литературе и о китайской письменности. Россиус — самый молодой доктор и профессор МГУ. От обоих у меня ощущение восторга. Интересно выступил и наш С.В. Лаптев — он сделал перевод «Прекрасной песни» Ли Ок. Это называется «пощупать» литературу.
Конференция закончилась спектаклем «Муки Аристофана». Какая жалость, что из памяти все выветривается рано или поздно. Хороши были Малых, Дерепа и Маша Царева. Такое ощущение, что играл и веселился больше всех я.
Звонил Саша Сегень. «Наш современник» передвинул мои дневники на пятый номер. Ставят опять, наверное, что-либо горящее или свое, духмяное. Испаряется моя хорошая журналистская задумка. Показать жизнь с интервалом в один год. В год 2000 год 1999. Но Саша, которому А. Казинцев передал «Дневники», — «это скорее литература, чем публицистика» — редактор опытный и, значит, мне повезло.
22 февраля, вторник. Должны были обсуждать Лешу Бойко, но ксерокс не пробил его бледно напечатанную рукопись, и пришлось предпринимать меры. К счастью, согласился выступить на семинаре Анатолий Васильевич Королев, с которым я познакомился на вечере памяти Лакшина. Два часа он не без блеска держал аудиторию. Кое-что я записал из его выступления в свою записную книжку. Чтобы стать писателем. «Я очень страстно придирался к себе с юности». Здесь же последовал рассказ о Толстом, который придирался к себе молодому в дневниках. «Надо писать тексты, которые невозможно напечатать». «Дело судьбы подхватить стакан, чтобы он не разбился». «Писатель не должен быть открытым блюдом». «Первым делом писатель должен создавать собственную историю». «Роман всегда допишешь до конца, сел, как на трактор, и доедешь. Другое дело рассказ». «На наше имя записана судьба». «В ХIХ веке роман любил читателя. Сегодня роман его не любит. Беря в руки роман, читатель попадает в ловушку». «Пыточное пространство романа». Интересно, хотя и не очень правдоподобно рассказывал Ан. Королев об отношениях Пушкина и Гоголя. «Если бы Пушкин остался жив, он бы стрелялся с Гоголем после выхода «Мертвых душ». Плюшкин — это отец Пушкина. Сходство фамилий и пр. Сергей Львович отличался скупостью. Пушкин, бросающий в воду серебряные монеты. Образ поведения художника. Ловил впечатления. «Читать не читая. Жить не живя».
Анатолий Васильевич не лишен кокетства. Я понимаю, что эти эссенции он произносит неслучайно, не совсем в пылу вдохновенья. Все это он узнал и прочувствовал за много лет. Желание покрасоваться законно. Мне понравилось, что с собой он принес небольшой конспект. Такого преподавателя было бы взять очень хорошо, но хватило бы ему сил и интереса блистать так пять лет?
