Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV
25 июня/8 июля 1901. Понедельник.
С девяти часов акт выпускной в Женской школе. Кончили курс семь, между ними Катя, дочь переводчика Маленды, крестница мадам Шпейер и приемная дочь Павла Накаи. Прочтены списки, розданы дипломы и книги — выпускным по целой куче духовных книг, между прочим, и по Новому Завету нашего перевода. Потом предложили мне сказать что–нибудь в назидание. Мысль сказанного мною следующая: «Из этой школы вы выходите в большую школу для воспитания к вечной жизни: сохраните доселешние качества, и вы, даст Бог, с похвалой пройдете и кончите и тот курс. Эти качества — по отношению к Богу — вера и молитва: освящайте этим факелом веры и молитвы весь ваш дальнейший путь, и Господь сохранит вас от поскользновения и падений; вы между собою здесь всегда жили в мире и любви — храните мир и любовь ко всем людям и вы сделаете много добра людям, и сами будете любимы и уважаемы; вы были здесь прилежны к вашим занятиям — будьте всегда прилежны в исполнении вашего долга во всех отношениях; доныне воспитатели во всем помогали вам, и Ангелы Божии хранили вас; отныне вы предоставлены самим себе, но храните и исполняйте то, что вложили вам в души воспитывавшие вас, и Ангелы Божии будут непременно хранить вас и помогать вам во всю вашу жизнь», и так далее.
Потом были обычные речи и пения — все очень мило и трогательно, как прощанье подруг пред расставаньем. В заключение — угощение чаем с печеньем, причем я сказал учительницам, и особенно начальнице Елисавете Котама, что пора Женской школе отделить от себя ветвь для Кёото; дом для школы человек на пятнадцать там есть; нужно только, чтобы отсюда отправилась одна опытная наставница и с нею две–три молодых учительницы; ученицы, без сомнения, в достаточном числе найдутся из юго–западных Церквей. Кстати, в кёотском храме тогда и пение будет хорошо. Елисавета сказала, что о. Симеон Мии уже писал им о сем, и разговор о сем между ними есть.
После полудня приехал полковник Глеб Михайлович Ванновский с дочерью и гувернанткой, чтобы выбрать в библиотеке книг для чтения, и набрали несколько связок, большею частью для детского чтения; две книги, однако, не больше, попало в эту кучу духовных — Детская Священная История и рассказы из Церковной Истории Бахметьевой.
Погода все эти дни стоит дождливая и сделалась такою холодною, что сегодня вечером пришлось камин затопить.
26 июня/9 июля 1901. Вторник.
Тоска смертная! Утром перечитал с секретарем Давидом Фудзисава все статистические листы (кейкёо–хёо), присланные к Собору, и свел счет крещенных за год, с прошлого Собора доныне: оказалось только 838 человек, детей и взрослых — на 272 человека меньше прошлогоднего. Такой малый итог целогоднего проповедничества, почти небывалый доселе! А мы еще на прошлогоднем Соборе торжественно провозглашали, что вот теперь, с официальным признанием христианства в Японии, пойдет дело проповеди несравненно успешней! — Как раз к концу сведения счета получена телеграмма из Москвы, что там жертвуются колокола и иконостас для Церкви в Кёото; в другое время как бы это обрадовало меня — а здесь, напротив, сделалось еще грустней — стоим ли мы такого попечения о нас! — Письма из Церквей потом Давид прочитал — есть кое–что и занимательное, но не радует. — Василий Ямада пришел сообщить, что послезавтра, в один час, «сейнен–квай», человек сто, соберутся поздравлять меня с сорокалетним пребыванием в Японии — э го уж совсем повергло меня в уныние, а нечего делать, коли им нравится эта церемония, как стать запрещать им! Ведь уж говорил и доказывал раз, что не нужно, — настоятельно просили позволить, ну и пусть! Перенесу! — Бедная, бедная Японская Церковь! Нет у тебя добрых служителей — вот и терпишь ты поношение поразительной малоплодности! И с печалию, как острый нож в душе, приходится скрепиться, принять обычный вид и вести соборную рутину; ладно, что хоть Собор ныне малый — одни эти бессовестные лентяи–священники соберутся, и то не все; двое, что на Киусиу, отказались.
27июня/10 июля 1901. Среда.
С половины восьмого утра до половины девятого вечера выслушивал собирающихся на Собор священников. Нравственная польза та, что не печалился (вчерашнею печалию), а только скучал, слушая то, что давно на память все знаешь; внимание поддерживается лишь ожиданием, не явится ли крупица чего–либо неизвестного, что случается весьма редко. — О. Игнатий Като просился в Хакодате — холодно–де очень в Немуро. О. Иоанн Оно длиннейшую канитель тянул, чтобы лежать на боку в Кёото и получать нынешние 35 ен в месяц, а не заштатные 12 — «климат Оосака вреден для его драгоценного здоровья». Терпеливо выслушавши, я сказал ему, что «если хочет опять в заштат, то может переселиться в Кёото».
Небольшие перерывы в выслушивании священников сделали выпускные ученицы, приходившие за обычным благословением их иконами пред отправлением по домам; Иван Накагава, принесший показать полученный сегодня на выпускном акте в Университете диплом — кончил третьим по юридическому факультету и поступает чиновником в Министерство внутренних дел; семинаристы и ученицы, приходившие за деньгами на дорогу по домам, на каникулы, и прощаться; бедным дается на дорогу с наказом, однако, чтобы возвращались обратно на свой счет.
28 июня/11 июля 1901. Четверг.
До полудня — чтение писем к Собору и распределение их. С половины второго — «сейнен–квай» и сорокалетие. Утром дал Василию Ямада, председателю «сейненквай»’я 12 ен на угощение, и оное устроено было очень прилично. Вообще, все произошло в полном порядке и гораздо лучше, чем я ожидал. Столовая семинарская была устлана коврами и сиденья — скамейки — приготовлены больше, чем на сто человек; больше ста и было, в том числе собравшиеся на Собор священники занимали почетные места; эстрада — для речей; цветы в вазах, убранство зеленью и флагами… Малый молебен, отслуженный о. Романом Циба; русский гимн «Боже, Царя храни», отлично пропетый по–русски семинаристами; длиннейшее приветствие, прочитанное вчера кончившим Университет Иваном Накагава; приветствие от Семинарии, прочитанное профессором
Арсением Ивасава; японский национальный гимн, пропетый всеми; моя речь к молодым людям, в которых надежда на просвещение Японии Светом Истинного христианства; чтение приветственных телеграмм из провинций. Затем все вышли на двор сняться фотографической группой. Вернувшись в место собрания, стали угощаться чаем и печеньем. Предложено было священникам сказать что–нибудь, и о. Оно Иоанн наговорил дичь, будто родные оплакивали мое отправление в Японию, как отправление на съедение меня дикарями, ибо японцев воображали людоедами, и подобное. В заключение я кратко рассказал, как поехал в Японию; «поехал по любви к японскому народу, возбужденной у меня чтением записок Головнина» и «для христианской проповеди, вследствие вызова от Святейшего Синода священника к Консульству в Японии». После сего пропето было «Достойно», и собрание кончилось. Продолжалось все два часа.
